словно сейчас все ее доброе расположение духа мигом разрушиться от одного не осторожного слова.
– Я свою Ташеньку люблю-у-у-у! – Воскликнула Люся, обхватив её за шею и громко чмокнув в щёку Ой, мамочки, даже дыханье перехватило! Вокруг опять засмеялись, ласково, по-доброму. На слово «Таша» никто и внимания не обратил. Слышались лишь одобрительные фразы, вроде: «вот как мать то любит», «и правильно, с детства надо воспитывать уважение».
К остановке «улица Мещерякова», говорливая Люся задремала. Уткнувшись носом в мягкий Наташин шарф. Наверное для неё не привычно было ехать так долго, или мерное покачивание трамвая укачало. Наташа заботливо придерживала ребёнка, и было ей непривычно, но хорошо-хорошо. Так бы ехать себе, не думать ни о чём и держать на руках Люську, словно нет никакой Гали, а есть просто Андрюшина дочка.
По пути домой, зашли в булочную, что занимала почти весь цокольный этаж Натальиного дома. Купили рогаликов и половинку бородинского.
– Можно укусить? – С вожделением глядя на торчащий из кулька румяный край рожка, прошептала Люся.
– Да мы уж пришли, Людмила. Вот сейчас на лифте поднимемся и дома. А там хоть все съешь. Руки то у тебя грязные, разве хорошо ими брать?
Племянница покорно кивнула, но по ее вздоху, Наташа поняла, что охватили Люську сомнения. Может Галя выдаёт ребёнку куски по счету?
– Смотри, руками то хваталась везде. – Торопливо забормотала она. – А вымоешь, так и ешь на здоровье. Я рогалик маслом намажу, или вареньем. Ты с чем будешь?
– С маслом! – Радостно закивала Люся. – И с вареньем тоже. – Добавила она, удостоверившись, что тётя не соврала и вожделенный рогалик ей все таки точно достанется.
– Ой, Таша! Это ж что ж у тебя в ванной сикать ходют?! – Воскликнула племянница, оглядывая санузел.
– С чего это? – Оторопела Наталья.
– Так толчок рядышком. – Пояснила Люся. – Толчки в одной комнатке бывают, а мыться в другой. А у тебя не правильно.
– Уж как есть. Давай, руки мыть.
Но девочка глазела по сторонам то и дело отвлекаясь и пытаясь всё потрогать мыльными пальцами.
– Ой богатства, богатства! А бутылочка какая красивенькая! Ай, коробочка золотенькая, покажи, чего там?
– Нашла золото, – бросила Наталья. – Крем это для лица. Лицо мазать.
– Крэмом лицо мазать?! Его же в торт ложут!
– Вот дурочка! – Вырвалось у Натальи. – Это другой совсем, его есть нельзя. И надо говорить крем, а не крэм и не ложут, а кладут.
Люся застыла в нерешительности, слишком много информации и она никак не хотела в ее бедной головёнке укладываться. Что же это за диковинный крэм, который вовсе ещё и крем, и есть его нельзя? И какая разница ложат или кладут, раз всё равно этот крем оказался в банке?
Кухня произвела на неё не меньшее впечатление. По-стариковски поджав губы, она старательно копируя взрослые интонации протянула.
– Ой,
