моим друзьям, Инге Брандт и Олегу Павину
«Кто я? Кто ты? Зачем мы? Все эти вопросы потеряли свою сущность, и ответа на них мой разум более не ищет. Я иная, не та, что знал этот тесный и пыльный мирок, ибо сущность моя перестала существовать для других. Да! Теперь я существую только для самой себя, отрекаясь от мира, созданного вопреки моему пониманию. Я безумна? Нет, безумцы вы! Я свободна и счастлива! Я вне вас и невидима для вашего понимания меня…»
– Что скажете на это, отец Павел? – на выдохе произнёс грузный пожилой мужчина, прервав вещание динамика диктофона.
– У неё болит душа, – тихо произнёс священник.
– Мы не лечим душу, мы заглушаем её боль. В остальном мы бессильны, – развёл руками врач и посмотрел на настенные часы.
– Извините, но я хотел бы попросить вас прослушать всю запись вашей пациентки, – поправляя крест, осторожно попросил отец Павел. Врач, кашлянув, пожал плечами и с неохотой произнёс:
– Кассету с записью могу вам дать, но с одним условием. Завтра вы её вернёте и не сделаете с неё копии. Дайте мне слово, людям вашей профессии возможно ещё верить на слово.
– Я обещаю вам, Сергей Викторович, и слово своё сдержу.
– Дай Бог, – звонко звеня ключами от ящика и доставая коробочку с кассетой, с иронией произнес врач. – Вот, собственно, вся её история, от первого лица. Рассказывала о себе, впечатляет. Будто у неё всё это записано. Может рассказать от и до, без запинки. А вообще, только молчит и сидит у окна, ест у окна…
– Благодарю вас за доверие. Я хочу постараться понять ещё раз, отчего с ней это случилось?
– Всего вам доброго, отец Павел. Хотя по своему опыту скажу откровенно: она здесь на долгое время. Представьте, никого не узнаёт, семьи, родных у неё нет, так что её семья и родные – мы. Хм, какие есть.
Печальный образ святого, озарённый светом лампады, смотрел грустью очей своих, преисполненных надежды на молодого священника, внемлющего с тревогою повествованию женщины.
– Фрэнк Синатра и его мужественный и, в тоже время, нагло чарующий голос… И я в лучах безумного света Нью-Йорка, который он с яркостью воспевает голосом своей души.
Душа. Есть ли она? Нет, верно, её нет. Возможно, есть только мечта о ней и желание, чтобы она была. Желание, чтобы она любила, страдала, ликовала. Фантазия. У меня была фантазия о муже, о ребёнке. Я мечтала быть любимой в своей семье, я хотела любить, переживать, радоваться за них всей душой своей. Но нет. Существует такое слово – нет. Короткое, обозначающее пустоту и отрицание. Зато есть я. То есть, существующее понятие, определяющее меня.
Я – Инна. Я преподаватель истории. Я женщина. Вот три я и есть определение меня. По-моему, этого достаточно для того, чтобы личное местоимение обрело своё материальное содержание. А если нет души, то существует ли Бог? Да, безусловно, и я в этом убедилась. Когда я была на седьмом месяце беременности и мой муж, Игорь, возвращаясь с работы, не вернулся домой. Он ушёл в вечность, он погиб. Я потеряла ребёнка, мою девочку, которую звали бы Станислава.
