признала я. – Ладно, притворюсь, что ты не раскрывал мне свои карты. Скажи же мне, Рональд, это всё – правда?
– Правда. Смело буди ту, другую. Буду делать её счастливой. Ну и тебя тоже, – он ласково потрепал меня по волосам.
Я ещё подумала. Предприняла последнюю попытку избежать своей восхитительной участи:
– И тебя не смущает, что я не сильна во всех этих навыках, необходимых каждой доброй жене – в вышивании, кулинарии и накрахмаливании воротничков?
– О Боже, нет! Это всё меняет! Ничего не получится, извини, спасибо за компанию.
– Но зато я играю на фортепиано! – поспешила я реабилитироваться.
Прошла минута, прежде чем он снова заговорил.
– Я закажу тебе самый прекрасный рояль. Белый, – Рональд вздохнул, прижал меня к себе, поцеловал в лоб, зарылся носом в волосы. – Не могу поверить, что в моём доме поселятся два таких чуда. Теперь бесполезны все споры о счастье – никто никогда ещё не чувствовал себя таким счастливым.
Да. Это счастье. Страшное, пугающее, огромное, раздирающее сердце на части, счастье. Такое, что в него сложно поверить, и мне казалось, я только напрасно будоражу себя этими мечтами и их соблазнительной дерзостью. Чувствуя себя неожиданно перемещенной в фильм ужасов, где главная героиня, услышав шум, отчаянно рвётся на чердак, чтобы найти там свою погибель, я прошептала:
– Давай попробуем.
Рональд приподнялся на локте, взял меня за руку.
– Нет. «Попробуем» – слово для самооправдания тех, кто готов к поражению. Пробовать – значит изначально обречь себя на провал. Если мы хотим чего-то, то должны просто действовать. Просто жить.
– Значит, будем жить.
В кромешной темноте Рональд безошибочно нашёл мои губы и запечатлел на них тот поцелуй, который знаменует превращение двух любовников в родных людей. В нём не было исступления, огня и животной страсти, но было доверие и просьба доверять.
Когда мы спохватились и чуть не снесли в панике хлипкие стены шалаша, было уже поздно. Ужин наш пригорел к стенкам котелка, а искать по темноте новые грибы не представлялось возможным.
– Придётся довольствоваться пищей духовной, – улыбался Рональд, перетаскивая горячие камни в наше жилище. – Почитаю тебе на ночь Киплинга.
Я подскочила так резко и так высоко, что тюкнулась головой о покатую стенку шалаша. Тяжело дышала, оглядывалась, не верила, что увиденное было только сном, в ушах всё ещё стоял гул и крики.
– Что с тобой? – приподнялся вслед за мной обеспокоенный Рональд.
– Страшный сон.
– Всё хорошо, – сказал он, укладывая меня обратно. – Это только сон.
– Он был такой реальный… Боже, меня до сих пор трясёт.
Свернувшись клубком возле него, положив голову ему на плечо, я мелко дрожала от адреналина, бушующего в крови.
– Успокойся, – гладил
