дующих подходы к взаимодействию экономики и права, а также включающих в предмет анализа более широкий междисциплинарный комплекс проблем в сфере психологии, истории, социологии, философии, этики, теории игр и др.[1] Принимая во внимание масштабность данной проблематики, в настоящей работе мы остановимся лишь на нескольких аспектах взаимодействия права и экономики, которые представляются наиболее существенными не столько в теоретическом плане, сколько с точки зрения прикладных задач государственного регулирования экономики.
Роль права в экономической деятельности: общие подходы
Несмотря на все красноречие отечественных правоведов («право есть концентрированное выражение политики, а политика – концентрированное выражение экономики»), отечественные политэкономы в течение десятилетий оставались непреклонными с точки зрения марксистской ортодоксии, традиционно обсуждая прежде всего влияние базиса на надстройку. Между тем не менее важным представляется анализ противоположного направления причинно-следственных связей.
Адам Смит, особенно в книге 3 «Богатства народов» («О развитии благосостояния у разных народов»), неоднократно возвращался к вопросу о влиянии законов раннего Нового времени на поведение купцов и производителей (Смит, 1962). Как замечает Р. Боулз, пионеры политической экономии относились к правовым институтам куда более серьезно, чем их последователи.
Одно из первых глубоких исследований в этой области было подготовлено Дж. Коммонсом (Коммонс, 2011). До настоящего времени работа пользовалась почти непререкаемым авторитетом. Капиталисты-предприниматели, подчеркивал Коммонс, на каждом шагу должны были считаться с существовавшими законами, важную роль при этом играли особенности практики правоприменения. В центре его внимания были не только формальные законоположения, но и неосознанное поведение в силу сложившихся привычек и обычаев (nondeliberate elements of habits and customs). Впоследствии О. Харт опубликует получившее широкую известность исследование о влиянии законодательных и прочих норм на поведение участника хозяйственного процесса. С 1970-х гг. неоднократно отмечалось влияние Коммонса на формирование «пост-коузианского» теоретического подхода, более строго обосновывавшего влияние правовых норм на рациональное поведение предпринимателей и потребителей.
Анализируя эволюцию подходов к взаимодействию права и экономики, Г. Калабрези выделяет два основных течения, сложившиеся в XX в. и берущие начало от Иеремии Бентама и Джона Стюарта Милля.
Принцип утилитаризма Бентама, предполагающий отвержение не прошедших проверку на полезность идей как «непонятных обобщений», исходит в данном случае из доминирования экономики, а право становится предметом анализа и критики. Правовые конструкции, не выдерживающие критики определенной экономической теории (будь то марксизм, венская или чикагская школа – в данном случае речь идет лишь о методологии), подлежат ревизии. Бентамовская традиция в той или иной мере легла в основу современного «экономического анализа права», где взаимное обогащение минимально, а правовая система (и меры по повышению ее эффективности) рассматривается сквозь призму экономической теории.
Современный экономический подход к праву начал формироваться в США во второй половине XX в. Ричард Познер, судья и автор классического труда «Экономический анализ права» (Posner, 1973), системно применяет его (в рамках англосаксонской традиции общего права) ко многим сферам гражданского, договорного, семейного, уголовного и процессуального права, а также к отдельным сферам – антимонопольному регулированию, рынкам коммунальных услуг, интеллектуальной собственности, расовым проблемам, правоохранительной системе, правоприменению и др.
Подход Р. Познера, используемый для исследования и регулирования поведения участников правоотношений, в том числе хозяйствующих субъектов, базируется на предположении о максимизации экономической эффективности в судебных решениях, а правовые нормы представляют собой и некие ценовые сигналы для принятия «нерыночных» решений. Правовые решения, таким образом, должны исходить из критерия экономической эффективности (через максимизацию дохода или сведение к минимуму трансакционных издержек), а сама система прецедентного права представляет собой некий аналог (имитацию) рынка, участвующий в аллокации ограниченных ресурсов. Отсюда, в частности, следует и базовый подход к мотивации и оправданности правовых реформ (законов и институтов) – только соображения экономической эффективности, прежде всего устранение неоправданных препятствий для добровольного обмена, инфорсмент контрактов, спецификация, максимизация эффективности распределения и защита прав собственности, обеспечение свободы (добровольности) сделки[2].
Напротив, идущая от Милля традиция «права и экономики» наделяет обе эти сферы равным статусом. Оценивая право как гораздо более прикладную и реалистичную (в отличие от экономической теории) дисциплину, сторонники данного направления, к которым относится и Г. Калабрези, концентрируют внимание на возможной модификации
См., например: Calabresi, 2016; Dolfsma, 2013; Ellickson, 1994; Friedman, 2000; Leitzel, 2015; Mackaay, 2013; Mercuro, Medema, 2006; Parisi, 2017. В русском переводе указанные работы вышли или планируются к публикации в Издательстве Института Гайдара в 2016-2018 гг. (Калабрези, 2016; Элликсон, 2017).
Подробнее о методологии Р. Познера см., например: Harnay, Marciano, 2003; Mestmäcker, 2007; Дорохин, 2014.
