поставила ее на стол. Это надо же быть такой непробиваемой дурой! Нужно было вчера бежать к Антону со всех ног вместо того, чтобы изображать из себя покойницу. Ей она и так скоро станет. Пахом играючи, предоставил ей возможность спасения, но очевидно предвидел, что у нее хватит дури ею не воспользоваться.
– И что теперь? Ты поможешь решить мою проблему? – без особой надежды спросила Вера.
– Я бы и рад. Я и пытался помочь. Пока не узнал, что тем самым я приношу вред Элле. Она была очень добра ко мне. Трепетно ухаживала за мной в постоперационный период. Все-таки я был одним из первых их удачных экспериментов. А она стала для меня кем-то вроде второй матери. Ее лицо было первым, что я увидел, когда очнулся от комы для новой жизни. Ее прекрасное лицо, – мечтательно повторил Пахом, – Меня практически невозможно расстроить или вывести из равновесия. Я настолько благодарен жизни за то, что имею, что всякие мелочи, трагичные для обычного человека – для меня ничтожны. Но когда я узнал о несчастье, случившемся с Эллой, я горевал по-настоящему. И узнав о планах Германа, я поклялся сделать все от меня зависящее, чтобы ему помочь.
– Как трогательно! Сейчас расплачусь! Мистер Франкенштейн, его вновь обретенные родители и вся фигня! Пахом, милый, прав ты только в одном. Ты для них – не более чем успешный эксперимент, кусок мяса, который они удачно перекроили. А если б тебе повезло меньше, и где-нибудь оторвался непутевый тромб, то тебя бы сгребли лопатой с операционного стола, и твои бренные остатки, как и того несчастного атлета, не вызывали бы у них никаких эмоций, кроме досады по поводу очередной неудачи. Никто бы не скорбел о тебе и не вспоминал. Твоя любовь к этим людям, твоя преданность им – не оправданны.
– Твои мотивы мне понятны. Естественно. Но мне нужно подумать. Поспи пока.
– Черта с два! – Вера скинула плед и резко поднялась.
– Ты поспишь, – настойчиво повторил Пахом.
И правда, голова у Веры закружилась, перед глазами начали лопаться какие-то разноцветные пузыри, а голова Пахома отделилась от туловища и закружилась в воздухе.
– Ах, ты засранец! – проговорила она из последних сил, – Подсыпал мне что-то в чай…
*10
Смерть вовсе не печальна, печально то,
что некоторые люди не живут вообще.
Н.А.
Антон никогда не вставал так рано по воскресеньям, как этим утром. Только по будням на работу – и то изредка. При этом не почувствовал ни сонливости ни похмелья. Он был полон какой-то новой светлой энергии и решимости разгадать вчерашнюю головоломку, он был пропитан чувством долга перед Верой. И хотя сейчас молодой человек уже вполне допускал мысль, что увиденное было лишь миражом, его не покидало твердое убеждение в том, что ему нужно почтить уход Веры по всем правилам.
Выходя из подъезда, Антон посмотрел туда, где вчера ему
