клювом быстро и когтямиПроныра‒коршун, что и сами
Уж не пойдёте на свободу», —
Сказал им так и к козам ходу
С ведёрком дал, испить водицы
Чтоб им, как дал домашней птице.
«Вот наточу нож!..»
А те, увидевши с ведёрком
Меня вдруг, в рвении высоком,
Повырывали мигом колья
И, враз почувствовав раздолье,
Рванулись с блеяньем к водице,
Чтоб жадно ею насладиться!
Летели быстро, будто пули!
Меня и с ног вон постолкнули…
И то увидел вновь деданька.
«Эй, мать! – бабуле он, – ты глянь‒ка,
Вон внучка вновь столкнули черти!
Я прекращу издёвки эти…
Нож наточу вот оселочком,
Не дам глумиться над внучочком!».
Бабанька снова в уговоры,
Хоть были все они не скоры…
Я ж, коз прибив на новом месте,
Травы где было больше, к чести,
Корзинку взял, топорик в руки,
Да не с веселья или скуки,
Пошёл в лесок сшибать пенёчки,
Сбирать в нём веточки, сучочки,
Мол, запылает жарко печка!
Стук! Стук! – топориком. Сердечко
Да вдруг как ёкнет изумлённо!
Вмиг в голове аж мыслей тонна:
Зайчонок!
Сидит тихонечко комочком
Зайчонок‒детка под кусточком…
Я паражён такой картиной.
И осторожненько корзиной
Да и накрыл его моментом,
Ах, испытав восторг при этом!
Забыв корзину и топорик,
Принёс зайчонка в свой я дворик,
Душе дав радости, сердечку,
И поместил его под печку,
Загородивши вход дровами.
Вот будет радость мне и маме!
Оно бы долго так и было,
Ведь я ходил за ним премило,
Давал я веточки с осинки,
Носил и сочные травинки,
И молочка давал всё в миске,
И он, отбросив напрочь риски,
Ходил по дому уж свободно,
И было чудом это, модно,
Ведь заяц жил в дому, но дикий!
И был в ребятах гвалт великий
И зависть, тоже чтоб иметь бы
Такое, хоть бы с действом ведьмы!
Но вот однажды – неудача! —
Оставил дверь открытой… Плача,
Я не нашёл зайчонка в доме
И был от этого, как в коме:
Зайчонок выскочил, дал дёру…
Хоть зареви коровой, впору!
«Ну, успокойся, мил‒сыночек,
Примчал зайчишка под кусточек,
Сидит под ним спокойно, тихо
И ждёт, мамаша что, зайчиха,
Вдруг отведёт под сень приюта,
Где много ласки и уюта…
И будут с мамою все детки
Питаться травкою, грызть ветки…».
Я потужил, конечно, с горя,
Но ведь свободному и воля!
Жалел потерю, ясно, друга,
И было в том, конечно, туго.
Потом уж зажил
