земли обретались впервые, другие – открывались заново.
Было привезено в Санкт-Питер-Бурх много диковинного, неслыханного.
Завезена была, к примеру, морская корова в громадной лохани. Прожила та корова в балтийской лоханочной воде недолго, а шуму по себе оставила много. Был доставлен осетр с двумя головами. Тот удивил не меньше, чем пленные турки и персы. А кое-кого так даже безвременно свел в могилу: грозно-страшным шевеленьем усов, коварною переглядкой двух лупоглазых голов.
В том же 1768 же году балетмейстером Домеником-Марией-Гаспаром Анджьолини был сочинен и представлен при дворе аллегорический балет «Побежденное предрассуждение». Сей роскошный балет был задуман и осуществлен по случаю привития оспы государыне императрице и наследнику престола.
Но тут нашла коса на камень: императрицей балет оценен не был. За шесть лет правления уже тонко разобравшаяся во взаимоотношениях сценических искусств и власти, государыня Екатерина на балетную лесть вознегодовала. Жалуясь директору Императорских театров Бибикову на подхалюзничанье своих и чужих подданных, она при конце письма не удержала себя от гнева: «Придется запретить употреблять аллегорию, придется отучить танцевать „гнилую горячку“!»
После слова «отучить» – про дураков и подхалюзников добавлено не было. Но между строк эти самые дураки, и в первую голову синьор Анджьолини со своею аллегорическою «гнилою горячкой», – конечно, читались.
Ну а в другой области имперских интересов, в следующем, 1769 году, – и тут уж безо всяких балетных па – был налажен выпуск ассигнаций: первых российских бумажных денег.
Воры радовались не нарадовались. Картежные плутишки, обдувалы и казнокрады – тем паче. Но и в казенные сундуки те ассигнации ложились прибылью немалой. И уже граф Завадовский – будущий директор Ассигнационного банка – ликовал, предвидя в дальнейшем увлекательные комбинации, смысл коих – подмена сундуков с серебром на сундуки с ассигнациями, ясное дело, без выплаты полагающегося лажа!
В том же 1769-м был совершен Российской империей и первый денежный заем: в брильянтовом Амстердаме, в приманчивой (и не одним только богатством и мнимой равномерностью его распределения!) Голландии.
Тем временем война с турками шла путями, ей обозначенными.
У русских случались продовольственные недоумения, обнаруживались крупные недостачи. Общая неотесанность и военная неумелость попервоначалу вынуждали считать собственных убитых тысячами.
Но грянули, благодаря Бога, перемены и в войсках. С ними пришли победы.
Так, в году 1770-м взвилась и мощно пророкотала над Европой, подобно штормовой, жесточайшей, а вместе с тем и светоносной туче, победа русского флота при Чесме.
Праздновали пылко, огненно. Пили крепко. А протрезвев – сообразили: надобно продолжать, надо плыть под теми ж чесменскими парусами дальше, в года грядущие!
Однако и Чесма не всё! Завершение года 1770-го было ознаменовано сразу несколькими важнейшими викториями.
