style="font-size:15px;"> Белое, совсем незагорелое тело. Удобная мишень. Пальнуть по нему? Разорвать этот чистый весенний воздух грохотом прицельных выстрелов, наполнить его едким дымным порохом, нарушить мирную идиллию, убить спокойно отдыхающего человека? Ему вспомнились слова дядьки Отто Краузе, участника Первой мировой войны, бывшего фэйнриха, который сказал, что в перерыве между боями в спину русскому не стрелял.
Эрих поднял указательный палец – тсс, тихо, внимание! Он прислушался – со стороны озера доносился громкий плеск. И голоса?! Купаются они там, что ли? Еще пара осторожных шагов вперед. Так и есть, на берег выскочили два совершенно обнаженных человека, прыгают, вытираются, смеются. Вода-то ледяная! Теперь спрятались в камышах.
Бинокль опущен, автомат МП-38 за спину, локтем Эрих вытер пот со лба. Что делать? Путь к воде отрезан – там враг. М-да, жаль, ни водички, ни рыбки, в руках пустые канистры. Он оборачивается, делает страшное лицо и машет своему напарнику – назад, Вилли, сматываемся, там Иваны… Надо возвращаться к своим, доложить, что церквушку уже заняли русские. Он видел их в бинокль. Может быть, они готовят наступление? Что на это возразишь? Фельдфебель расчертыхается, конечно. Он человек крикливый, но понимающий. Ничего страшного не случилось, главное живыми возвратились. Взвод потерпит, дождется, когда воду из полка в батальон привезут в цистернах.
Они повернули обратно. Молча двигались вдоль кустарников. До своих передовых постов им предстояло пройти еще метров двести. Но это уже неопасная зона, низинка, она скрыта от противника мелколесьем, недалеко первые траншеи, периодически вдоль проходит патруль, ребята своих в обиду не дадут. Жаль, что не достали питьевую воду. А где ее взять? Все боятся инфекций. В лесу одни фекалии. Санитары предупреждают: цветы не рвать, грибы не собирать, воду из прудов не пить, все может быть отравлено – и сыпят вокруг блиндажей свой антисептик…
Эрих освободил тесемки каски. Голове стало легче. Боже праведный, неужели, когда-нибудь эта затяжная война прекратится, наступит мирное время, он скинет темно-серую пропотевшую солдатскую робу, сбросит сапоги, помоется под настоящим горячим душем, проведет новеньким лезвием по щетинистым щекам, наденет цивильное платье? Эта сцена с голыми купающимися не выходила у него из головы. Ведь они отдыхают, им тоже надоела война.
Эх, дали бы ему хоть три-четыре денечка отпуска, смотался бы он в родной Франкфурт, поговорил бы с отцом, с матерью. Встретился бы с Луизой Блюм. Она писала ему, что собирается перебраться в столицу, будет петь в Берлине в офицерских казино. А не заехать ли ему в Дюссельдорф, где он выступал в городском театре в комедийной пьесе местного драматурга Фолькера Вагенхауза «Муж, жена и сосед»? Ее превратили в водевиль с музыкой, пением и танцами. Эриху выпала роль соседа-соблазнителя. Его напарницей по спектаклю оказалась местная красавица, жена драматурга Альмут. С ней он танцевал, кружился, амурничал… А после спектакля? А после
