что, малец. Я твоему отцу многим обязан, так что тебя из беды вытащу. Ты держись, последний в роду теперь. Вся, родня ныне с Одином пирует. Это великая смерть.
– Х-хорошо, дядя Бранд.
– Ты безусый молокосос или воин?! – гневно посмотрел он.
– Воин! – постарался вложить уверенность я.
– Вот и зови меня, как воин, а не сопляк!
– Да, Бранд.
– Так-то лучше. Сейчас пока нужно обезопасить твоё пребывание в порту. Я разузнаю что к чему, а ты поживёшь тут. Подыщу одежду подобающую и с остальным помогу.
Сначала он побрил меня. Потом пришлось надеть дурно пахнущие обноски. Затем, неожиданно, засветил в глаз и разбил губу. Вдобавок измазал сажей.
– Мы не знаем, что творится в среде ярлов. Тебя не должны узнать, понял? – на мой вопль возмущения, рявкнул он.
– Да, – с обидой отозвался я, внутри понимая, что Бранд прав.
Около двух дней я трудился в порту. Тяжёлая работа спасала от ужасных мыслей о произошедшем.
Разгрузка и погрузка, фасовка, работа посыльным. Ремонт судов любых размеров и видов, вязка снастей. Дрянная еда, мятежный сон и частые драки. Меня раза три успели крепко поколотить. Скрипя зубами, терпел каждый плевок в свою сторону, хорошо понимая, что магия под большим запретом. А в уличной рукопашке, портовская голытьба почему-то легко одолевала меня. Пусть толпой, но могла. Я научился убегать, хотя раньше бы никогда на такое не пошёл.
С некой обидой и удивлением, открыл для себя мир простого люда и понял в каком благоденствии жил.
Злость, обида, ненависть, тоска, боль – всё это наполняет меня до краёв. Я погружался душой из одного чана в другой, наполняясь тяжестью произошедшего. И лишь в моменты, когда пять разъярённых ровесников неслись следом, становилось не до мыслей о смерти родни.
К возвращению Бранда я успел составить план, как буду жить и работать дальше.
– На, поешь, – бросил он мешок на стол. – Ну, гляжу тяжко тебе приходится?
– Я их всех потом размажу, – прорычал я и вгрызся в кусок вяленого мяса.
– Не размажешь уже, – бросил он и устало растянулся на огромном мотке верёвки. – Один! Одноглазый чёрт, когда же ты меня призовёшь?! Ненавижу эту жизнь сильней, чем мерзкое дыхание Хель под ухом. Слышал когда-нибудь?
– Нет.
– А я много раз. Смеясь, она говорила, что ещё не время, – сплюнул он. – Так, короче, тебе оставаться в Кальмаре нельзя. Паскудная тварь, что видимо только по воле Локи стала конунгом, да будет он проклят, не спешит выяснять, что тут стряслось. У них две версии: братья передрались друг с другом и нападение пиратов. Пиратов, Ингви! Понимаешь?!
Он расхохотался, перешёл в кашель и обматерил ярлов и конунга с такой изощрённостью, что распутным женщинам стало бы стыдно.
– Не знаю, что там у них происходит, но за уничтоженный род Крузенштернов мстить не спешат. И я боюсь, что если кто-то прирежет тебя в порту, прознав истину, –
