спросил Пифагор.
– Началось это так, – нахмурился Мнесарх. – Вскоре после того, как Поликрат с дюжиной гоплитов[17] внезапно захватил акрополь, поддерживавшая его толпа рассыпалась по городу. Многие геоморы в надежде найти убежище бежали в Герайон, но преследователи отрывали людей от алтаря, выволакивали наружу и убивали. Великий храм сгорел от опрокинутого светильника. Гасить было некому.
– Какое несчастье!
– Тиран дал обет отстроить святилище, – продолжил Мнесарх. – Может быть, он будет богаче и краше прежнего, построенного Ройком[18] и украшенного Феодором, но разве то, что я пережил, можно забыть?
– Ты тоже скрывался в храме, отец?!
– Нет, в тот день я там работал вместе с Феодором. Учитель попытался преградить вход в храм и был раздавлен.
– А кто же этот Поликрат, ставший тираном? Чужеземец?
– Да нет, он коренной самосец, по отцу потомок Анкея. Ты должен помнить Эака.
– Припоминаю. Кажется, у него был сын Пантагнот по кличке Кривой.
– Это младший. А старшие, Силосонт и Поликрат, были наемниками на службе у фараона Амасиса. Пантагнота за строптивость Поликрат, придя к власти, почти сразу убил, а с Силосонтом несколько лет правил вместе, но потом избавился и от него, и тот отправился в Египет. Сейчас Силосонт на Пелопоннесе, где возглавляет самосских беглецов. Добивается власти, полагая, что по старшинству она должна принадлежать ему. Самосцы говорят о нем с уважением. Но что я все о Поликрате…
Отец и сын медленно поднялись по ступеням и через проход, образованный двумя пахнувшими кедровой смолой столбами (видимо, дверь еще не была готова), вступили в храм. Взгляд Пифагора нащупал поодаль грандиозный квадрат алтаря пепельного цвета и в центре его зеленеющую иву.
Пифагор приблизился к алтарю и положил на его край, рядом с кучей медовых лепешек, три розы. Затем, спустившись, он подошел к отцу, стоявшему среди богомольцев с чашами в руках. В их глазах Пифагор прочел удивление. Конечно же им никогда не приходилось наблюдать за таким жертвоприношением.
Обойдя алтарь, отец и сын прошли к главной святыне храма – ксоану[19].
– Взгляни! – воскликнул Мнесарх. – Огонь не тронул Геры.
– Но ксоан почернел, – отозвался Пифагор. – И вот трещина. Раньше я ее не видел.
Пифагор не мог отвести от ксоана взгляда. И на мгновение ему показалось, что из трещины вырвалось пламя и он уже не видит ничего, кроме пламени. Оно съело все вокруг. Исчез отец. Скрылось солнце. Над горизонтом угрожающе навис серп месяца. Пифагор ощутил сильный порыв ветра. Что-то больно ударило его по голове. В легкой дымке перед ним возник старец, прижавшийся спиною к могучему стволу дуба. От нового порыва ветра на землю градом посыпались желуди, загудели привязанные к ветвям рога.
– Тебе повезло, Эвфорб, ты избежал этой бури, – издалека послышался
Гоплиты – греческие тяжеловооруженные воины.
Ройк, сын Фидея, – самосский литейщик и архитектор.
Ксоан – деревянная статуя. Поскольку во времена Пифагора статуи высекали из камня, ксоаны были признаком глубокой древности и пользовались особым почитанием.
