чудесный воротничок и черное с камешком кольцо на левой руке.
Для большего удобства Лида перелезла на постель к Любе. Няня никогда не позволяла этого – но ведь няня не позволяла и болтать бог знает до каких пор ночью.
Матрена уже давно спала. И только в половине двенадцатого все наконец смолкло и успокоилось в детской.
Глава VII
Прошло несколько дней, и на всём стало заметно присутствие тети. Все в доме приняло какой-то особенно парадный, необычайно аккуратный вид.
Мама любила чистоту, няня тоже усердно соблюдала порядок, но это было не то: теперь все точно глянцем покрылось, так и блестело, как лакированное. Аксюша бегала с половыми щетками и пыльными тряпками вдвое больше прежнего. Матрена жаловалась, что ей вовсе покоя нет, а Лида ворчала:
– Что же это за наказание! Нельзя по полу на коньках ездить, нельзя качаться, повесившись на ручку двери, на диван нельзя с ногами сесть. Все нельзя да нельзя!
Тетя замечала, что для коньков бывает зимой лед, для качанья будут летом качели на даче, а ерзать по мебели в обуви никогда не годится, ни в какое время года, так как мебель от этого портится, да и платье страдает.
Тетя завела строгий порядок в распределении ежедневных занятий. В семь часов дети должны были быть на ногах. Теперь нельзя уже было потянуться, поваляться минутку-другую в теплой постельке, как делалось, бывало, прежде, когда няня с добродушной улыбкой только подходила, похлопывала по спине, поглаживала по животику с обыкновенной своей приговорочкой: «Расти велик, будь счастлив!»
Теперь настали другие времена. Аккуратно, с последним ударом семи часов, тетя, уже гладко причесанная, одетая в белую пышную блузу, входила в детскую и говорила своим тихим голосом:
– Дети, вставать пора!
И затем не допускалось уже никаких проволочек.
Дети в ту же минуту должны были подыматься и одеваться, причем Матрена им почти не помогала. По окончании туалета все вместе с тетей сходили в столовую вниз.
И это были уже не прежние веселые завтраки в детской, у круглого столика, когда все уплеталось с таким аппетитом, что в хлебной корзинке и в кувшине не оставалось ни крошечки хлеба, ни капельки молока; когда при этом буянили так, что нередко и кувшин, и корзинка попадали под столик, а на все замечания, воркотню няни отвечали таким заливистым хохотом, что няня, как ни хмурилась, а и сама не могла утерпеть: переставала ворчать и начинала смеяться.
Теперь папа сидел за столом какой-то серьезный, задумчивый, все говорил, что дел у него очень много. Тетя Катерина Петровна хозяйничала и разливала чай так, что, по выражению Лиды, отбивала у нее охоту попросить себе вторую чашку. Тетя запрещала лазить пальцами в стаканы и кувшин с молоком, резать хлеб с двух сторон ради горбушек и проливать на скатерть все, что только подвертывалось под руку.
Тотчас после утреннего завтрака старшие дети отправлялись в классную, приготовляли тетради и книги, повторяли уроки и поджидали тетю. Тетя не заставляла себя долго ждать. Она умела делать все хоть не спеша, а проворно.
