style="font-size:15px;"> Незнакомка с белым, как бумага, лицом, оседала на пол. Неуклюже рухнула бы, не достав до стены, если бы он не подбежал, не подхватил обмякшее уже тело. В полумраке подъезда увидел, как закатились глаза и сменили цвет на синеватый губы.
– Эй, эй, ты чего? – он держал ее, опустившись на корточки, слегка потряхивал, силясь пробудить. – Очнись, ты, «эфина»…
Девчонка пребывала без сознания.
Что… Куда… Звонить в скорую? В службу спасения?
С этажа выше спустились двое парней лет шестнадцати, окинули Дарина с «ношей» острыми, как бритва, цепкими взглядами. Один из них поигрывал в ладони не то брелоком, не то перочинным ножом. Дар адресовал им вслед не менее злой взгляд – валите, мол, отсюда без вопросов.
А вот когда со второго на лестницу ступила женщину в пальто и тут же принялась охать, что «нужно срочно звонить в скорую…», он поднял «эфину» на руки и засеменил по лестнице вниз – прочь от чужих любопытных взглядов, прочь из чужого подъезда.
Девчонка дышала. В себя, впрочем, пока он пер ее на руках, как герой любовного романа, не приходила.
На него смотрели по-разному: с удивлением, с опаской, с подозрением, любопытством и даже восхищением.
Последнее, впрочем, касалось лишь малолеток женского пола.
Дар на максимальной скорости бежал домой – переулок, двор, детская площадка, обогнуть девятиэтажку…
Он не думал о том, что делает и зачем, – просто знал, что не может оставить лежать ее там, на холодном полу чужого подъезда. И интуитивно чувствовал, что звонить в скорую не нужно, – все образуется.
Ладно, хорошо, он оставит ее у себя, пока не очнется. Поможет прийти в себя, отпоит чаем, а после, они, возможно, поговорят. Об огоньках.
Его квартира была тесной и походила на кладовку. Умещала в себя шкафы у стены, диван, стол, шаткий стул, комод. И ступить негде.
Девушку Дар «выгрузил» поверх потертого клетчатого покрывала, после длительных размышлений, не без труда расстегнул и стянул с нее пальто, повесил его на единственный крючок в прихожей. Вернулся, убедился, что гостья дышит, что сердце бьется хоть и тихо, но ровно, после, как вор, быстро убрал руку с чужого пульса. Отправился на кухню ставить чайник.
Про чайник забыл уже в коридоре. На кухне первым делом открыл форточку, закурил – долго смотрел, как двор тонет в ранних сумерках. Стоял, ощущая себя наивным лохом, и не понимал, как вышло, что на заре собственной жизни он оказался втянут в непонятную историю. Вспомнил о том, что так и не купил пельменей, матюкнулся.
Дребезжал голодным брюхом пустой холодильник – в пачке с беконом осталось две «полоски». Можно поджарить с яйцами – таким завтраком он «баловал» себя вчера.
Прошло пять минут, в течение которых он неподвижно сидел у крохотного кухонного стола на табуретке, смотрел на собственные сцепленные руки. Затем решился на то, чего раньше бы не сделал – не дал бы «хороший» мальчишка внутри, зовущийся совестью, – но теперь совесть молчала.
Если она аферистка,
