и так, говорю. Головой стали думать, а не задним местом. Рассказал, как народ заинтересовали. А он на дыбы:
– Это что такое? Кулацким замашкам потакаете? Я вспылил, печатью о стол брякнул:
– Если ты такой идейный, так сам и руководи, заготовляй и сено, и солому.
Он эту историю в районе раздул, вызывают меня на бюро и принимаются «чехвостить» за недисциплинированность, за кулацкие настроения.
– Да вы что, мужики! При коммунизме и вовсе скотину кормить перестанем?
Секретаря в кресле так и подкинуло:
– Предлагаю Зажигина из партии исключить. Кто «за»? Проголосовали единогласно.
– Партбилет на стол!
– Нет у меня партбилета.
– Как так?
– А я беспартийный, – говорю, – и пока ты здесь командовать будешь, не вступлю!
Слава Богу, того секретаря быстро тогда сняли, а то он меня точно бы упек. Или исключил.
Особо опасный
Четыре раза меня судили. Колхоз наш был в системе семеноводства. Понятно, семена требуют особого отношения. Пока их почистишь, отсортируешь… Другие хозяйства уже вовсю хлеб сдают, а у нас в сводках- прочерк.
Вызывают опять на бюро.
– Почему медлишь со хлебосдачей?
Объясняю. Слушать не хотят. Тут прокурор, начальник милиции.
– Посадить как саботажника!
Прямо в кабинете арестовали и – в КПЗ. Улицей ведут, как особо опасного преступника. Сутки с хулиганами просидел, приходят:
– Зажигин! На выход.
Выпустили. Хлеб-то надо молотить.
Вдругорядь три года дали. Лишения свободы. Я молодой еще был. Не понимал. Думаю, меня гражданских прав лишили. Голосовать теперь не дадут.
Хорошо, что областной суд отменил решение нашего.
Вот так всю жизнь. То из партии исключают, то в тюрьму садят. Как-то с работы сняли за то, что я нарушаю трудовое законодательство: работники у меня в сенокос больше восьми часов в день работали!
Что ни день, то война. Окопы по полному профилю. Еле отбился.
На чужих дрожжах
Нас у отца пятеро ртов было. Соберемся за стол, так мамка подавать не успевает.
Батька дважды навылет ранен. А работать надо. Был председателем волисполкома. Двенадцать деревень под началом.
Ездил к Дзержинскому хлопотать о снижении налогов. Совсем мужика задушили. Потом столярничал.
Пошли сельсоветы. Наш сосед председательствовал уже. Как сейчас помню, Алексей Герасимовский. Из бедняков. Не было к работе и земле прилежания, вот и бедняк. Но в должности правил круто. Проводил раскулачивание. Надо разнарядку выполнять – подобрал двух богатеев, а у тех богатеев крыши соломой крыты.
Как-то приходит к отцу:
– Николаич! Я теперь на всю жизнь обеспечен.
Отец
