но, как это иногда бывает с явлениями, которым придается исключительное и, увы, зачастую неверное значение, ее интерпретировали как наличие колоссального творческого потенциала и безграничной веры в собственные силы. Это только добавило уважения к молодому писателю, и ему тут же напророчили великую славу, где Нобелевская премия была не милостью судьбы, а лишь одной из данностей.
– Еще немного терпения, – шепнула Жанна Егору.
Вышедший с заключительным словом Альберт Эдуардович тонко польстил окружающим, намекнув, что только истинные таланты способны различать себе подобных, рассмешил всех старой одесской шуткой и пригласил закусить, чем бог послал.
Гости начали подниматься и без околичностей потянулись к столам, расставленным вдоль стен.
К одному из столов подошел и Егор с Жанной. Их по пятам сопровождал Плоткин, следивший за тем, чтобы Егор не отколол какой-нибудь номер. Ибо, по тайному замечанию Альберта Эдуардовича, его подопечный в последнее время стал каким-то странным и внушал своим поведением серьезные опасения. В глубине души Альберт Эдуардович надеялся, что Егор вложил в свой последний роман, действительно великолепный, слишком много сил, что некоторым образом сказалось на психике, и, должно быть, со временем это пройдет. Но пока следовало быть начеку – особенно в присутствии таких персон.
За столом, вперемежку с питьем и жеванием, шел легкий, полусветский, полуинтеллектуальный разговор. Тон задавал Андрей Врангель, выходец из династической актерской семьи, молодая питерская звезда от телевидения и юмора, прочно обосновавшаяся в столице и чувствовавшая себя здесь как рыба в воде. Андрей был высок, статен, смугловат и действительно талантлив, и его шуткам с удовольствием внимали как ровесники, так и люди более консервативного поколения. Находясь за этим столом, он отнюдь не тушевался от близости светил культуры и не умолкал ни на минуту.
– А позвольте вас спросить, уважаемый Егор Егорович, – хорошо поставленным баритоном спросил он, – трудно ли написать роман?
Его лицо было абсолютно серьезным, тон – отменно предупредительным, и эта-то способность синтезировать безукоризненные манеры с умением разражаться обоймой первоклассных шуток выделила его из сонма записных остряков, рвущихся к славе, и поставила на ту ступеньку, которую он теперь занимал столь уверенно и столь блистательно.
– Смотря какой, – ответил Егор, поневоле втягиваясь в разговор.
– Да, я слышал, что каждый человек может написать книгу, – под одобрительные улыбки окружающих продолжал Андрей. – Это правда, Егор? Скажите мне, как писатель писателю. Будущему, само собой.
Известная писательница, немолодая тучная дама с тяжелыми кренделями волос, зачесанными на уши, прыснула в ладошку, как школьница. Она была внучкой знаменитого писателя, олицетворяла собой целое направление в литературе и, конечно, не могла остаться равнодушной к теме, походя затронутой молодым юмористом. Тем не менее
