и даже закончит ли он институт. Флегматичный Багров был настоящим «пофигистом», из тех, кто «хвалу и клевету приемлет равнодушно и не оспаривает глупца». Полное отсутствие у парня честолюбия невероятно бесило рвавшегося в авангард Кешку. По его мнению, Котьке все доставалось на халяву, в то время, когда ему подобные результаты давались «потом и кровью». Через много лет Иннокентий Юрьевич прочтет у Игоря Губермана: «Талант сочиняет, потея, а гений ворует у Бога» и поймет разницу между упорством «ремесленника» и легкостью пера «стенографиста», поцелованного всевышним в темечко. Но это будет потом, а сейчас Кешка невероятно злился на «вселенскую несправедливость».
Но, как бы там ни было, а Котька Багров был «своим среди чужих» и как нельзя лучше подходил на роль союзника. Вдвоем противостоять «провинциалам» было куда проще.
Как ни странно, «провинциалы» с Котькой не конфронтировали. Они демонстрировали ему симпатию и уважение. Даже бригадиром выбрали, несмотря на отнекивания последнего. По вечерам они плотным кружком собирались вокруг Багрова, сидевшего с гитарой на деревянных ступеньках избы-общежития, и слушали в его исполнении «блатные» песни.
Котька знал всего несколько простейших аккордов, но голос у него был красивый, бархатный, с легкой хрипотцой. Его баритон приманивал измотанных работой девчонок, и те, раскрыв рот, внимали совершенно тупым песенным текстам.
Кешка недоумевал: как можно будущим поэтам и писателям, двигателям грядущего литературного процесса, всерьез проникаться примитивизмом типа:
Нас было шестеро фартовых ребятишек,
Все были шулеры, все были шулера.
И пятерых из нас прибило пулей к стенке,
Меня ж отправили надолго в лагеря.
Сам Иннокентий в к любителям блатняка себя не причислял. Он, как предписано распорядком, в двадцать три ноль-ноль уже лежал в постели, пытаясь уснуть еще до того, как раздастся храп провинциалов. Кешка хронически не высыпался. Да и как тут выспишься: в семь утра – подъем, в восемь уже нужно раком в поле стоять, вечером – гудеж, ночью – галдеж. Однокашники обычно колобродили до утра. Даже через ватные тампоны, вложенные Юдиным в уши, просачивался их хохот, визг и голос Багрова, выводящий:
Я помню — носил восьмиклинку,
Пил водку, покуривал план,
Влюблен был в соседскую Зинку
И с нею ходил в ресторан.
«И как этим жеребцам спать не хочется? И почему надзирающие за ними аспиранты не загоняют в стойло это визжащее стадо? – злился Юдин. – Небось, сами уже никакие». Он видел, как в обеденный перерыв один из них соскакивал с кузова грузовика с полной сеткой «Фетяски». Какая уж тут дисциплина! Скорей бы свалить отсюда. Председатель колхоза обещал раньше срока отпустить домой ту бригаду, которая соберет две тонны моркови. Надо собрать…
