не расцветет.Прощай, скука, прощай, грусть,
я на Фурцевой женюсь,
буду тискать сиськи я
самые марксистския!
Юдин вскочил на ноги, натянул спортивки, вышел на крыльцо:
– У вас с головой все в порядке? – постучал он пальцем по виску. – Четыре утра, а они на всю округу хрень всякую орут.
В ответ раздался нетрезвый хохот и новая порция частушек:
Новую машину изобрел колхоз,
можно убирать ею сено и навоз.
Деканат печать поставил на патент,
Та машина называется — студент.
Больше не волнуют их планы и проценты,
Что колхоз не сделает, сделают студенты.
Кешка обреченно махнул рукой и вернулся в постель. Что можно втолковать пьяному? Прав был Ремарк: алкоголь сближает людей гораздо быстрее, чем интеллект. Вот и произошла смычка столицы с периферией.
А частушки таки забавные. Надо бы их зафиксировать. Может, пригодятся еще при написании какого- нибудь шедевра. Хотя… эти вряд ли…
Тем не менее, он достал из рюкзака свой гроссбух, надел очки, включил фонарик и быстро настрочил все услышанное. Память у него была не просто хорошей – блестящей.
Судя по смене репертуара, наиболее голосистая часть хора угомонилась. Оставшиеся же дошли до «фазы обезьяны». Начались двусмысленные речи, байки и анекдоты.
Кешка протянул руку к круглой жестянке с леденцами, положил в рот три штуки, прислушался:
– Фиделю Кастро устроили горячую встречу в Москве, – прохрипел Котька. – Оставшись с Хрущевым наедине, он срывает с себя парик, отклеивает бороду и, обессиленный, опускается на стул:
– Не могу больше, Никита Сергеич…
– Надо, Федя, надо!
За окном раздался раскат хохота.
– Что такое вобла? – прозвучал голос толстяка Толяна с драматургического семинара. – Это кит, доплывший до коммунизма.
Предрассветную тишь деревни разорвало новое «бу-га-га!». Заржал и Кешка, едва успевший спрятать под подушку фонарь с тетрадью, – соседи по бараку появились довольно неожиданно. Котька изрядно клонился на «левое крыло», но автопилот его не подводил.
– Хорош гусь, – умилился Юдин состоянием приятеля.
– Лучше уж от водки умереть, чем от скуки! – процитировал Константин пролетарского поэта, стягивая через голову ковбойку.
– Ну да, – раздраженно согласился Иннокентий, которому спать осталось часа три. – Водка, конечно, – враг, а врага надо уничтожать любыми способами.
– Умничка! – поцеловал его в лоб Багор. – Ты еще не потерян для общества.
Утром со вчерашних гуляк впору было писать картину: «А все ты, водка, виновата!». С коек поднялись с неимоверным трудом. Едва переставляя ноги, ребята с полузакрытыми глазами, ползли к умывальникам. Наблюдая за ними, аспиранты покатывались со смеху:
– Пьянству –
