интонацией последнее слово, он внимательно посмотрел на меня. Я была вынуждена кивнуть. Пока отец вызывал слугу, пока тот бегал за жрецом, сидела тихо и даже не шевелилась. На меня напала апатия. Не хотелось думать, но колючие мысли все равно заполонили голову.
Меня продали. Пусть не замуж, но все равно отдали за возможность получить привилегии от храма. Помнится, нянюшка рассказывала, была у нее в деревне подруга, отдавшая себя добровольно храму. После этого семья девушки на долгое время освободилась от уплаты ежегодной пошлины. Так произойдет и с отцом. Отправив меня за стены храма, он сэкономит уйму денег, кроме того, в глазах общественности будет выглядеть настоящим героем: не пожалел богам дочь.
Как все-таки удобно быть хорошим за чужой счет.
Я чуть слышно всхлипнула, не сумев сдержаться, и тут же украдкой вытерла слезы. Как раз вовремя, дверь отворилась, впуская в кабинет жреца. На меня он, казалось, не обратил внимания, сосредоточившись на бароне. Я невольно проследила за ним взглядом.
Жрец был стар, если не древен. Лыс, будто коленка, сгорблен, сухопар. И голос ему под стать: надтреснутый и глухой, будто кору об кору шоркали. Только глаза выделялись на морщинистом лице: яркие и живые, словно принадлежали молодому мужчине.
– Барон, – проговорил он, после того, как Майлини склонился в поклоне. – До храма дошли вести, будто одна из дочерей славного рода желает отдать свою душу богам.
– Все верно, жрец Мифил. Моя дочь Виола решила отринуть все бренное и стать ближе к Великим.
Едва фраза была произнесена, жрец повернулся ко мне и принялся разглядывать. Я не могла даже моргнуть, погружаясь в черноту глаз. Словно неведомая сила взяла меня в плен и тащила в бездну.
Но вот Мифил отвернулся, только тогда смогла вздохнуть. Оказалась, все то время, пока мы со жрецом играли в гляделки, я не дышала.
– Подтвердите слова отца, дитя, – проговорил он. – И мы сможем уйти.
Я колебалась всего миг, а потом решительно заявила:
– Барон Майлини говорит правду. Я, Виола Майлини хочу добровольно отдать душу и тело храму. Навсегда.
В конце голос дрогнул, но этого, казалось, никто не заметил.
– Раз так, вы можете попрощаться с близкими, а потом мы уйдем.
Я резво вскочила, желая обнять на прощание нянюшку, но была остановлена деликатным покашливанием отца.
– Дочь уже со всеми попрощалась, жрец.
Хотела возразить, но наткнулась на предупреждающий взгляд отца.
– Все верно, – не сумев сдержать скорбной улыбки, сказала я. – Мы можем идти.
Жрец кивнул напоследок барону и, поманив меня за собой, вышел. Я на мгновение остановилась, безотчетно потянулась к отцу, но тот лишь смерил недовольным взглядом, да махнул рукой велев убираться.
Надежда, родившаяся так внезапно, умерла в страшных муках. Я с трудом сдержала слезы, но все равно гордо подняла голову.
– Прощайте, отец. Будьте счастливы.
И,
