судорожно сглотнула, а жрец схватил меня за обе руки и вздернул на ноги.
– И что теперь, – спросила, с трудом найдя в себе силы. – Ты убьешь меня?
Спросила и сама же испугалась, заозиралась, ища пути к бегству. Вот только пути не было. Позади меня были ворота, которые не сумела преодолеть.
– Должен тебя убить, – сказал жрец, продолжая буравить меня взглядом. – Но не убью, я не забываю помощи. Долг жизни превыше всего.
– Долг жизни? – переспросила я.
– Ты вернулась и вытащила меня из смрада гниющей плоти сариуса. Я благодарен тебе, Виола.
Я неловко улыбнулась.
– А теперь нам нужно идти. Нужно успеть дойти до Обители, пока больше никто из местных жителей не решил выйти.
Кивнула, а потом, ругая себя за несдержанность, задала еще один вопрос:
– А если я решу рассказать всем о том, что видела?
– Умрем оба, – пожал плечами жрец. – Я за то, что позволил увидеть, ты из-за того, что увидела. Еще вопросы?
Больше вопросов не было. Провожатый вновь нацепил на меня черную повязку, на этот раз пахнувшую саурисом, и взял под локоть.
– Как тебя зовут, жрец?
Тот долго не отвечал, но все же сказал:
– Крон. Хотя ты можешь сразу забыть это имя.
Остальной путь до Обители прошел в молчании. К моей радости, на нас никто больше не нападал. Жижа под ногами исчезла, вонь постепенно уходила. Защищенные повязкой глаза отдыхали от губительного излучения стен. Даже усталость пропала, видно, полежав в беспамятстве на холодном полу, я отдохнула. На плечи жрец накинул свою грязную, но все равно теплую накидку. Волновали только ноги, я почти не ощущала пальцев.
– У меня ужасно замерзли ноги, – пожаловалась жрецу.
– Понимаю, но ничем пока помочь не могу, – отозвался он. – Потерпи, мы почти дошли.
И правда, буквально через несколько минут Крон снова велел мне остановиться. Знакомый скрежет сказал, что очередные ворота открыты.
– Можешь снимать повязку, – разрешил он. – Уже можно.
Я с радостью избавилась от грязной тряпки и взглянула на провожатого. От старика, стоявшего возле моего дома, не осталось ничего. Прямая спина, высокий рост, мышцы, бугрившиеся на руках, волевой подбородок, даже голос изменился, став насыщенным и сильным. Только глаза были прежние: серые и яростные.
– Каков же ты настоящий? – прошептала, вглядываясь в Крона. – Стар или молод?
Жрец ухмыльнулся.
– А каким тебе больше нравлюсь? Стариком или молодым?
Я не ответила. Крон договорил сам.
– Выходя наверх к людям, мы принимаем обличие стариков. Даже, правильнее сказать, становимся старыми. А потому торопимся вернуться, ведь дни наверху для нас сочтены. Тот, кто не успеет за неделю оказаться в Обители, умирает. Наш Бог позаботился о том, чтоб его слуги всегда возвращались.
Я поспешила отвести взгляд, не зная,
