ей впоследствии использовать его в качестве псевдонима. Дежурная фраза «это мы проходили» была вынесена Катей из школы вместе с «лиманом». Больше выносить было нечего.
Перестав быть школьницей, Катя не стала институткой, а сделалась содержанкой; она решила брать за́мки благополучия телом и нахрапом. Благо и тело обольщало, и генератор наглости работал без перебоев.
Первым богатым полюбовником восемнадцатилетней гражданки Мозжечковой стал директор молочного комбината «Великий надой». Катя пришла к нему в кабинет жаловаться на низкий процент жирности сметаны, поставляемой его предприятием в отечественные магазины, и уже через месяц прыткая красотка вторично омывалась в ласкающих водах Карибского моря.
Кате ничего не мешало, любя директора молочного комбината, любить и содержателя подпольного казино, и начальника главного управления ветеринарии Московской области, и руководителя десятка сельскохозяйственных ферм «Пищроттрест». Никто из них не спрашивал Катю, куда течёт Волга и какова максимальная высота Карпатских гор, что лишний раз убеждало её, что счастье не в знании географии.
Когда Катиных спонсоров пересажали, она их разлюбила. Не удостоив разнесчастных утешительной открыткой «люблю-скучаю», Катя пошла дальше по карьерной лестнице и дошла до кабинетов, в которых, шумя и расплёскиваясь, кипят котлы большой политики. Как водится, от такого рода кабинетов до яхт, скользящих по мировым морям, идти довольно недолго. Так Катя Лиман очутилась на «Вальгалле», далеко от берега, в каком-то океане, на пересечении какой-то параллели с каким-то меридианом. Сходный путь проделали и Катины подруги.
Когда Кате наскучило ожидание чуда, она оторвала взгляд от океанических вод, вытянула из-за борта наливные груди и покинула палубу быстроходной «Вальгаллы» походкой уморённой солнцем цапли. Катя спустилась в полутёмную каюту, где, выпив стакан освежающей газировки, устало растянулась на поскрипывающем кожей диване, достала из розового чехольчика новейший смартфон и, складывая по-разному губки, стала себя фотографировать.
В углу, в прохладительной каютной тени, как бы нарочито укрывающей лица, за столом, в мягких ореховых креслах сидели двое, фамилий и должностей которых рассказчик, памятуя о хваткости и беспрецедентной длине верхних конечностей упомянутых персон, оглашать не будет. Эти двое – назовём их Первый и Второй, – несмотря на долгожданный отдых, вели серьёзный, деловой разговор; присутствовавшая при этом Катя, представлявшаяся обоим не более чем биологической куклой для удовлетворения биологических потребностей, не вызывала у многосильных господ ни подозрительных мыслей, ни возражений.
– Ну что, нашли? – нетерпеливо спросил Первый.
– Ищут, – отозвался Второй. – Тут дело непростое. И потасовка, и свет пропал, и свидетелей нет. Никто ничего не видел, одни домыслы. Всё как-то запутано, неясно.
– Неясно, – фыркнул Первый. –
