экзаменов не сдавала. «Она поступила в школу № 9, когда я переходила в седьмой класс, – свидетельствует Анна Годик. – До этого училась в каких-то других школах. (Та же история со сменой школ, что впоследствии была и с Никой; опыт в этом вопросе уже имелся. – А.Р.) Тогда была десятилетка, и Майя в девятом классе учебу закончила, а потом надолго исчезла – как оказалось, уехала в Москву к Эрнсту Неизвестному обучаться живописи».
В Москве надо было где-то жить, а у Луговской детей не было, она жила одна. Поэтому, когда зашел разговор о получении Майей высшего образования, а Карпова намекнула, что хотела бы видеть дочь в московском вузе, Луговская, не задумываясь, сказала: «Почему бы нет? Я живу одна, пусть Майечка приезжает». И Майечка на ее голову приехала.
Луговская сыграла большую роль в судьбе Майи Никаноркиной. Во-первых, она поселила ее у себя, во-вторых, устроила на подготовительные курсы в архитектурный институт. Но Луговская не знала сложности натуры Майи, которая (помните, Карпова называла ее «врунишкой») обманывала Луговскую: делала вид, что посещает курсы, а на самом деле пропускала их. Дома же она создавала видимость учебы, раскладывала какие-то рисунки, эскизы, чертежи. Доверчивая Луговская, оплатившая курсы на два года вперед, не допускала мысли, что Майя не учится.
Потом все открылось и было связано с Андреем Вознесенским. Последний принес массу роз, вроде бы предназначавшихся Майе Никаноркиной, и положил их у дверей Луговской, у которой тоже с ним был роман.
«Ей было 18 лет, – вспоминает Лера Загудаева, – а мне 30. Мы познакомились в доме Луговской у которой Майя жила года три после школы. Она была очень красивая, яркая. Много рисовала – наброски, портреты, этюды, натюрморты. Знала наизусть и читала стихи Вознесенского и Евтушенко[60]. С ней подружился Павел Антокольский[61], который был тогда уже пожилым и считал, что Майя талантлива. Как-то он нарисовал ее карандашом с полудурашливым лицом и подписал свой рисунок-пародию четверостишием, обращенным к Луговской: “Посмотри и удивляйся, / Чтó это все значит. / Жизнь твою, наверно, Майка / Всю переиначит”».
Это как раз тот случай, когда в шутке была немалая доля правды. Дело в том, что научный центр, в котором работала Луговская, перевели в подмосковный поселок, где она снимала квартиру. А Майя Никаноркина в далеко не гордом одиночестве жила у нее в писательском доме, что в Лаврушинском переулке, 17. Луговская хоть и была доверчива, но понимала, что Майя погуливает и что у нее скользкие кавалеры. Когда она однажды наведалась в Москву, консьержка сообщила ей, что в ее квартиру ходят мужчины. Луговская рассердилась и обвинила Карпову в том, что та безответственно поступила, прислав дочь в Москву. А как иначе можно было это назвать, если Елена Леонидовна обнаружила пятна на своих платьях, которые, без сомнения, надевала Майя, идя на свидание?!
Рассказывает Светлана Соложенкина[62], дружившая с Луговской: «У Майи Никаноркиной самолюбие было большое, но и харизма была. Ей, видно, хотелось себя как-то
Евтушенко Е. А. (1932–2017), русский поэт, прозаик, переводчик.
Антокольский П. Г. (1896–1978), русский поэт, переводчик.
Соложенкина С. Л. (род. 1940), русская поэтесса.
