почернело – и появились звезды, миллионы звезд. И тем не менее в иллюминатор продолжал литься солнечный свет.
Рев двигателей оглушал, но шум почти сразу начал утихать, и вскоре его стало совсем не слышно. Говорят, будто старые корабли продолжали шуметь даже после преодоления скорости звука, но к «Биврёсту» это не относилось. Внутри него было тихо, словно в набитом пером мешке.
Мне ничего не оставалось, кроме как лежать, глядя в черное небо, пытаясь вдохнуть и стараясь не думать о навалившемся на меня весе.
А потом, столь внезапно, что у меня едва не вывернулся наизнанку желудок, я вообще перестал что-либо весить.
Должен заметить, что, когда впервые оказываешься в свободном падении, в этом нет ничего забавного. Конечно, потом привыкаешь – иначе умрешь с голоду. Бывалым космопроходцам подобное даже нравится – в смысле, невесомость. По их словам, два часа сна в невесомости равны целой ночи на Земле. В конце концов я привык к отсутствию веса, но полюбить невесомость так и не смог.
«Биврёст» ускорялся меньше трех минут, показавшихся намного дольше из-за высокой перегрузки – почти шесть «же». Потом корабль больше трех часов находился на орбите, и все это время мы падали, пока капитан не начал маневрировать, чтобы выйти на одну орбиту с «Мэйфлауэром».
Иными словами, мы падали прямо вверх на протяжении двадцати с лишним тысяч миль.
Возможно, это звучит глупо – все знают, что предметы не падают вверх. Они падают вниз.
Впрочем, все когда-то знали, что Земля плоская.
Мы падали вверх.
Как и все, я изучал основы космической баллистики в школьном курсе физики и читал множество историй о том, как плаваешь в воздухе внутри космического корабля на орбите. Но можно не сомневаться – в подобное не поверишь, пока не испытаешь сам.
Взять, к примеру, миссис Тарбаттон – ту самую женщину, что хотела позавтракать. Полагаю, она, как и все остальные, училась в школе, но продолжала настаивать, чтобы капитан хоть что-нибудь сделал. Я понятия не имел, что он мог бы сделать, – разве что найти для нее какой-нибудь маленький астероид.
Не то чтобы я не сочувствовал ей – или даже себе самому. Доводилось оказаться в эпицентре землетрясения, когда все, от чего ты когда-либо зависел, внезапно обрушивается на тебя и твердая почва под ногами перестает быть таковой? Вот примерно так же и тут, только намного хуже. Здесь не место повторять школьный курс физики, но, когда космический корабль движется по траектории свободного падения, прямо вверх или в любом ином направлении, все внутри него движется вместе с ним и ты бесконечно падаешь – что неизбежно отражается на твоем желудке.
Именно это я заметил первым. Пристегнутый к койке, я не мог никуда уплыть, но чувствовал слабость, дрожь и головокружение, словно мне дали хорошего пинка в живот. Потом мой рот наполнился слюной, я сглотнул и тут же очень пожалел, что съел ту конфету.
Но наружу она все-таки не вышла.
Единственное, что меня спасло, – отсутствие завтрака. Некоторым не так повезло, и я старался не смотреть в их сторону. Я намеревался отстегнуться сразу же после выхода на орбиту и взглянуть
