патроны, примчалась обратно на пришкольный огород, бандита там уже не было. В сердцах она дуплетом разрядила ружьё в чёрные земляные рытвины и, зарыдав, опустилась на траву, тут же превратившись в рекламный плакат к кинофильму «Никто не хотел умирать», потому как и без этой высокой трагедии являла собой настолько прибалтийский женский типаж, что хоть диву давайся. Красивше Вии Артмане!
Про фильм, кстати, опрометчиво брякнул балагуристый Миха Бянкин, пытаясь разрядить ситуацию высокой трагедии (квалифицировать по-другому разор на пришкольном ботаническом участке было невозможно) и предварительно опасливо изъяв у любимой жены оружие.
Миху включили в состав поисковой команды, как одного из закоренелых охотников и рыбаков, а также как владельца нейлоновой крупноячеистой сети внушительных размеров и якобы японского производства.
Понятно, что «газон» с участниками «сафари» экстренно прикатил к месту первого в это утро кабаньего преступления, имеющего, как читатель понял, большой общественный резонанс, именно на ружейный грохот.
Тут уже и мужские сердца истекли болью – от рыданий не только Веры Петровны, но и ещё полудюжины энтузиасток земледелия старшего и среднего школьного возраста – родных кровиночек мужиков, набившихся в кузов «ГАЗ-66».
– Юмор твой, Михаил, в данном случае неуместен, – сурово сказал Командарм Кобылин. – Зверь сыт и опасен. Им уничтожен драгоценный труд наших близких.
Вера Петровна сквозь слёзы благодарно поглядела на зоотехника, поднялась, отряхивая юбку, и зловеще бросила мужу сорванным голосом:
– Дома поговорим…
Растрёпанная и потерянная, разом постарев на десяток лет, ссутулившись, зашаркала ногами в сторону дома.
– Да ладно! – буркнул, не поднимая кудлатой головы, Миха. Переломив ружье, выковырнул из стволов разноцветные гильзы. – Вот ведь такие два жакана извела! А чо, мужики, кабы кабанчик-то не сбёг, – завалила бы моя Верка изверга. – Он широко улыбнулся и победно оглядел мужиков в кузове. – Как пить дать, завалила бы! Жаканы-то добрые были! Сам лил-точил!
– И пришлось бы тебе, Миха, все карманы вывернуть в колхозную кассу! – приговорно бухнул сверху школьный завхоз Лапердин. – Ты хоть знашь, почём хряк колхозу обошёлся? Скажи ему, Михалыч! – стукнул он по крыше кабины «газона».
Но Кобылину было не до того. С подножки-ступицы переднего колеса грузовика он зорко обозревал окрестности.
– Не-а!.. – заржал Миха, обвязываясь патронташем. – Но, так думаю, попервоначалу Михалычу как раз карманы у кассы-то и выворачивать! И за кабанчика, ежели с ним чего, а уж за «шиньон» – верняк!
Мужики в кузове заржали.
– Хорош балаганить! – гаркнул побагровевший Командарм. – И тебе, балабол, хорош тут своими охотничьими причиндалами трясти! Залазь в кузов! Эй, чо там, не видно, куда хряк подался?
Михалыч задрал голову на Серёгу Богодухова,
