В Кемете нет чародея искуснее меня, я умею видеть прошлое тех, кого я… кого я люблю. – Она снова загадочно посмотрела на него. – Я умею вызвать прошлое из глубин их памяти и заставить пережить всё снова. Скажи мне, чье лицо ты видел? Не лицо ли Одиссея, сына Лаэрта и царя Итаки? И разве это не твое собственное лицо?
Скиталец понял, что отрекаться бесполезно, и признался, не потому, что так любил правду, а потому, что ничего другого не оставалось.
– Да, царица, я видел лицо Одиссея, царя Итаки, и это было мое лицо. Признаюсь тебе, что я – Одиссей, сын Лаэрта, это мое истинное имя.
Царица громко рассмеялась.
– Да, велика сила моих чар, раз мне удалось перехитрить хитроумнейшего из смертных, – сказала она. – Теперь ты знаешь, Одиссей, что глаза царицы Мериамун видят очень далеко. Открой мне правду, зачем ты приплыл к нам? Кого ищешь?
Скиталец стал быстро соображать. Вспомнил сон Мериамун, который рассказал ему Реи, хотя ей было о том неведомо, сон, в котором ей был явлен мужчина, которого ей суждено полюбить, вспомнил слова мертвой Хатаски, и ему стало страшно. Он ясно понимал, что этот мужчина – он, свидетельством тому был наконечник копья в шлеме. Но он не мог принять ее любовь и потому, что дал клятву фараону, и потому, что должен был найти ту, кого показала ему на Итаке Афродита, прекраснейшую в мире женщину – Златокудрую Елену.
Какой тяжелый выбор ему предстояло сделать – нарушить клятву или оскорбить женщину, отвергнув ее любовь. Он дорожил своим словом, но и боялся гнева Зевса, бога-покровителя хозяев и гостей. И потому решил, что безопаснее всего сказать правду.
– Госпожа, я расскажу тебе всё, как было. Я вернулся на Итаку с покрытого снегами севера, где оказался по воле разгневанных богов, и увидел, что мой дом в запустении, семья и слуги умерли, во дворе погребальный костер с прахом жены. Но ночью мне явилась во сне богиня, которой я молился не слишком часто, Афродита Идалийская, вы в вашей стране называете ее Хатор, она повелела мне отправиться в путь и выполнить ее волю. В награду она обещала мне, что я встречу женщину, которая ждет меня и станет моей бессмертной возлюбленной.
Больше Мериамун слушать Скитальца не стала, она была уверена, что она и есть та женщина, встречу с которой ему обещала Афродита. Змейкой скользнув к нему, она обвилась вокруг него, как змея, и прошептала так тихо, что он скорее угадывал ее мысли, чем слышал ее слова:
– Неужели это правда, Одиссей? Неужели богиня и в самом деле послала тебя искать меня? Знай же, она являлась не только тебе. Я тоже искала тебя. Я тоже ждала, что придет тот, кого мне суждено полюбить. Как тягостно влачились дни, как пусто было мое сердце, как страстно я тосковала все эти годы, ожидая встречи с тем, кто назначен мне судьбой. И вот наконец мы встретились, наконец-то я вижу того, кто являлся мне в сновидениях!
– Неужели богиня и в самом деле послала тебя искать меня?
И она приблизила свои уста к устам Одиссея, ее сердце, ее глаза, ее губы говорили ему:
