встали по краям помоста – слева-справа, точно по серединкам сторон. Сзади, из коридора, поднялись военный врач и пожилой офицер, Сейн не помнил его имени, хотя видел часто. Встал перед сторком – лицом к остальным пленным, кашлянул и коротко объяснил, в чём дело, как будто кто-то мог не знать. Его слова бумкали, как камешки в гулкую бочку, и при каждом слове в животе противно сжималось.
Появился ещё один землянин – в форме, но без оружия, зато в чёрной маске. В правой руке у него был длинный пластиковый прут. Врач ему что-то сказал, но в голове у Сейна стало пусто, он перестал понимать русский язык, но догадался по жесту, что надо сделать и – испытывая дурнотное омерзение! – непослушными пальцами расстегнул куртку, потом – завязал её, спустив вниз, рукавами вокруг пояса. Поскорей шагнул к столбу – чтобы землянину не пришлось его подталкивать. Ноги держали плохо. И сильно тошнило, так сильно, что Сейн испугался, что его вырвет. Он обнял столб, сцепил пальцы за ним, прислонился лбом. За спиной прозвенел голос Озлефра:
– Слушать! Отвернуться! Мы не видим и не слышим! – и слитный чёткий шорох с пристуком, как на параде. Стало легче – отвернулись. Этот фокус давно уже был отработан, и земляне, сперва злившиеся, оравшие, ничего сделать с ним не могли и уже просто не обращали внимания.
Сколько же они сказали-то? Не запомнилось.
Потом был свист и жгучая боль. Вовсе не невыносимая, если говорить просто о боли. Невыносимость была в том, что он вынужден стоять и ничего не делать, когда его бьют, как раба. Ребята говорили, что нельзя напрягать спину, тогда будет не так…
…второй удар…
…больно. Снова боковым зрением Сейн увидел офицера, читавшего приговор. Его лицо кривилось, глаза были страдающими.
Третий удар. Четвёртый. Пятый.
Подошёл врач, отвёл от столба, придерживая за затылок и запястье. Офицер сказал коротко:
– Разойдись, – и прошёл мимо Сейна на пандус. Остальные земляне – следом.
Спина горела всё сильней.
* * *
Мать не стала его жалеть, когда он подошёл и сел на раскладную кровать. Это было правильно и достойно – слова жалости оскорбили бы. А спина почти не болела – в душевой её смазали и перевязали. Это почти боевые раны, перевязывать их товарищи могут, в этом нет ничего зазорного.
– Без мужчины мы пропадём, – сказала женщина. Она сидела очень прямо, придерживая руками – как распахнутыми крыльями – спящих малышей, сидящих на её коленях. И говорила тихо, но отчётливо, так, что слышал только старший сын.
– Отец найдёт нас, – твёрдо сказал Сейн.
– Я не об этом сейчас говорю. Мужчина здесь ты и сейчас – ты. Если земляне заберут тебя от нас, то мы пропадём.
– С чего ты взяла, что земляне могут меня забрать? – изумился Сейн. Мать покачал головой:
– Вы их слишком часто тревожите. Если они разозлятся – то нет ничего проще,
