глазами.
Матреда наклонилась и присмотрелась к мальчику:
– Откуда он взялся? Хам, это твой друг?
Хам явно был ошарашен.
– В жизни его не видал!
– Кто он такой? – сердито спросил Сим.
Патриарх, обгладывавший баранью кость, покосился на незваного гостя.
– Еще одна разновидность великанов, – с отвращением проговорил он.
– Кто бы он ни был, ему нужен воздух, – сказала Оливема. – Не толпитесь вокруг него. Видите – у него солнечная лихорадка. Ну и ужасно же он выглядит!
Элишива, жена Сима, внимательно вгляделась:
– Если это и великан, то очень молодой.
Иалит кое-как удалось протолкаться между Матредой и Оливемой, чтобы хоть что-то рассмотреть, и она невольно взвизгнула:
– Это мой молодой великан!
– Что такое, дочь? – спросила Матреда. – Ты его уже где-то видела?
– У дедушки в шатре, когда я относила ему светильник.
Патриарх нахмурился:
– Если мой отец, Ламех, не пожелал держать великана у себя в шатре, почему это должен делать я?
– Папа, ну пожалуйста! – взмолилась Иалит.
– Ты вправду уже видела его? – спросила Оливема.
– Когда я относила дедушке Ламеху светильник, – повторила Иалит, – у него в шатре был этот молодой обгоревший великан. – Она посмотрела на охваченного лихорадкой юношу. – Хотя я не уверена… А где Иафет?
И тут, откинув полог шатра, вошел Иафет.
– Ах ты ж! – воскликнул он. – Я-то бегаю по оазису, ищу его, а он тут! Это же День, тот самый, которого я ищу! – Он опустился на колени. – Бескрылая гагарка! Он жив?
– Ну-ка все отодвиньтесь! – распорядилась Оливема. Она положила руку на голую грудь Денниса. – Он жив, но у него сильный жар.
Ана чуть отступила, грязной рукой убрав рыжие волосы с лица.
– А он серафим или нефилим?
Иалит покачала головой:
– У него нет крыльев. Иафет, как хорошо, что ты вернулся! Ведь правда же, это тот, которого ты искал?
– Да, – подтвердил Иафет. – Но похоже, что он обгорел чуть ли не до смерти.
Оливема приложила ладонь к покрасневшему лбу, скривилась от его жара и повернулась, выискивая единорога, который потускнел уже почти до полного исчезновения.
– Единорог, ты можешь помочь?
Силуэт единорога сделался четче. Он нагнулся к лихорадящему мальчику, и изо лба его заструился свет, охлаждая горящую кожу.
Хам вскочил со шкур и, пошатываясь, кинулся к единорогу:
– Мне! Мне помоги! Я болен! Помоги мне!
Его светлые волосы слиплись от пота. В еще более светлых волосах на груди запутались капли.
Снова вспыхнул свет, а когда зрение вернулось к ним, единорог исчез.
– Болван! – сверкнула зелеными глазами Ана. – Знаешь ведь, что тебе нельзя соваться к единорогу!
– Ну
