раз, – продолжая вспоминать, говорил господин, горящими глазами изучая каменеющее лицо Джулиан, – Это было в Петербурге. Кажется, кабинет – так называлась комната, где спали дети.
Джулиан никогда не забывала призрака, явившегося ей в пятилетнем возрасте, когда она спала в комнате, заставленной книгами – и называемой кабинетом. Она тогда, соскочив со второго яруса кровати, прибежала в спальню глухой бабушки и пыталась разбудить ее, крича что-то про призрака, прячущегося в ее комнате. Бабушка спала и ничего не слышала, а наутро она оказалась мертвой.
– Тогда вы были ребенком, – В Вас было заложено.. многое, а сейчас вы это воплощаете в абсолютно бесцельном существовании, – усмехнулся господин, во весь рост прохаживаясь по залу. – Люди… – лицо господина обрело снисходительное выражение, – озабочены временными ценностями власти, денег и престижа, – господин протянул длинную, как трость, руку, прикоснувшись к драгоценной люстре, висящей под потолком и переливающейся всеми оттенками живых цветов. – Эти ценности оказываются ничем, когда человек остается один на один с другим человеком. Бессмысленны они и в истории. Бессмертие приносит только то, что является настоящим… Ты можешь написать что-то действительно настоящее… То, что нужно мне, – улыбнулся снова своей безжизненной улыбкой господин.
– Ты напишешь рассказ о том, что находится в недрах загробной жизни, которую так усиленно отвергаете вы все – глупые люди… – снова затараторил он, и его резко почернели, снова напомнив карлика.
– Зачем тебе все это? – с тех пор, как Джулиан узнала призрака из детства, она стала обращаться к нему на «ты» – и не могла иначе, как со старым, давно забытым знакомым.
– Я хочу дать человечеству причину не уничтожать себя, – ответил господин, и в его зрачках снова зажегся свет факелов. – Дать им то, с помощью чего вы научитесь свергать своих небожителей… научитесь добиваться своей свободы, избавляться от навязанного детерминизма.
– Когда вы ждете роман? – спросила Джулиан, оглядываясь на дверь. – Мне нужно взять что-нибудь в дорогу?
– Скоро, – заверил призрак и поднялся, огонь в факелах загорелся еще ярче, освещая вход в туннель, ведущий из зала. – Кажется, у тебя мелькала идея выброситься из окна гостиничного номера? Отравиться снотворным? Также ты помышляла и о том, чтобы прыгнуть с Дворцового моста прямиком в горячую Неву?
– Кажется, я еще не публиковала черновики.
– Любое записанное слово, – печально произнес призрак, – перестает принадлежать тебе.
Джулиан показалось, что призрак смотрит на нее так, как доктор – на безнадежно больного пациента, который еще не знает о своем смертельном диагнозе. Она себя и чувствовала больной – оказывается, все то время, что она жила в Москве и Питере, училась, сочиняла пьесы про каких-то лживых, игрушечных людей, было потерянным, ненастоящим, с течением времени распадающимся на части, как плохая бумага.
– В
