к отражению вторжения польско-литовской армии короля Стефана Батория.
Изучение этих росписей позволяет нам составить более или менее точное представление о том, сколько «сабель» и «пищалей» мог выставить Иван Грозный в ту или иную кампанию на том или ином «фронте». Естественно, что численность полевой (sic!) рати в каждом случае была разной. Полоцкий поход (наряду с Казанским 1552 г.) по праву считается крупнейшим (если не самым крупным) военным предприятием Ивана Грозного (вровень с ними может быть поставлен, если судить по списку воевод и голов, быть может, только государев выход на «берег» против крымского «царя» в кампанию 1559 г.). Ценою серьезного напряжения всех сил Русского государства тогда Иван сумел собрать и (что тоже немаловажное достижение) буквально «протолкнуть» по заснеженным зимним дорогам действительно «тьмочисленную» рать. В ее состав входило порядка 18 тыс. детей боярских, примерно столько же их послужильцев (если полагать, на что есть все основания, что в разрядные росписи заносились только дети боярские, и каждый из них в среднем выставлял одного конного одоспешенного и вооруженного послужильца), почти 6,5 тыс. татар и прочих служилых инородцев, порядка 4,5 тыс. стрельцов и 6 тыс. казаков – всего около 50 тыс. «сабель» и «пищалей»[177]. И это без учета неизвестного количества даточных людей. Ведь только северные города и уезды дали больше 1 тыс. таких ратников, что «собою добры и молоды и резвы, из луков и из пищалей стреляти горазды, и на ртах ходити умели и рты у них были у всех, и наряду б у них было саадак или тул с луком и з стрелами, да рогатина или сулица, да топорок»[178]. А еще остаются Новгород и Псков, которые в предыдущие годы при тотальной мобилизации выставляли таких «молодых и резвых» людей 1 тыс. конных и 2 тыс. пеших, и вряд ли для этой кампании Иван Грозный стребовал с них меньше половины положенных даточных.
Для полной картины «тьмочисленности» не забудем про «полукомбатантов»-кошевых (которых надо полагать не меньше, чем 10–15 тыс. на круг) и посошную рать, занимавшуюся дорожными, саперными, осадными работами, доставкой снаряжения, амуниции, провианта и фуража, перевозкой артиллерии и пр. Псковская летопись сообщала, что такой посохи, коневой и пешей, что должна была явиться на государеву службу со своими припасами, лошадьми, «с ко-лесы и с хомуты и з дугами и с ужищи», имея «по топору по болшему по плотному» и прочий шанцевый и иной инструмент, было «80 000 и 9 сот»[179]. Цифра, что и говорить, умопомрачительная – Псков при всем своем желании не мог бы собрать столько «казаков», готовых за государево жалованье («коневником по пяти рублев, а пешим по два рубля») заниматься грязной (в прямом смысле) работой. И даже если бы все псковичи дружно, как один, явились на государев зов, и то столько бы мужиков не набралось. Но если в летопись попали сведения обо всей (sic!) посохе, собранной на всем Северо-Западе и задействованной для обеспечения государева похода на всем «литовском» «фронте»
См.:
Там же. С. 123.
Псковская 3-я летопись. С. 264.
