его спины стал крутить пальцем у виска.
– Все вы… – буркнул военный, возвращая бумажку. – Больные на голову…
Я думал: спросить или не спросить, кто «вы», но он уже шагал по мосту, постукивая тростью.
– Ин дрерд! – пустил ему вслед Сюня.
И чего он к нам прицепился?
На следующий день мы снова были на площади. В этот раз я привязал Маньку прямо за магазином Карла Ивановича. Там начинался спуск в овраг и все было в траве. В самый раз для коровы.
Народу сегодня было меньше. Поэтому Сюня старался петь пожалостливее. Соображал.
– Ум-па-па… ум-па-па… ум-па-па…. – умпала моя «шарманка». А Сюня пел:
– Отец мой пьяница,
За рюмкой тянется,
А мать – уборщица,
Какой позор!
Сестра – гулящая,
Всю ночь не спящая,
Братишка маленький – карманный вор.
И вдруг мое «ум-па-па» стало в три раза громче. Оказывается, Алексей и Саша подкрались сзади и добавили «перца» в музыку «шарманки».
– УМ-ПА-ПА!.. УМ-ПА-ПА!.. УМ-ПА-ПА!..
– Купите бублички,
Горячи бублички,
Гоните рублички
Да поскорей!
И в ночь ненастную
Меня, несчастную,
Торговку частную
Ты пожалей!
– Слушай, Фишка! – остановил мою «шарманку» Алексей. И заглянул в Сюнину шапку. – Так вы до морковкиного заговенья собирать будете…
Я не знал, что такое это «заговненье» и когда оно наступит. Но спрашивать не стал.
– У меня для твоего дядьки работа есть.
– Да ты что! – Я решил, что он шутит.
– Не-е, я серьезно!.. Понимаешь, у нас сегодня вечером «Гамлет». А всех наших стражников и могильщиков забрали на войну.
– И Принца Датского?
– Не-е, у него бронь. И у отца, и у всех заслуженных и народных… Короче, твой дядька мог бы и театр выручить и денежку заработать.
– Ты же знаешь, он «того»… – поскреб я в затылке. – Двух слов связать не может…
– Да кто от него требует! Его дело надеть камзол, взять алебарду и молча стоять в углу!
– Ну, не знаю…
– Да и знать нечего! – поддержал друга Сашка. – Собирайтесь!
Пока Сюня собирал шарманку, я побежал за коровой. Но по дороге лишний разок заглянул к Карлу Ивановичу. И надо же, прямо в дверях столкнулся с хромым военным. Тем самым, что вчера приставал к нам на мосту. Почему-то он долго-долго рассматривал меня, будто старался запомнить.
– Шнеллер, мальшик! Скорей! – торопил меня Карл Иванович. Он прямо втащил меня в магазин и быстро запер дверь.
– Этот тшеловек надо бояться! Опасный тшеловек! Настоящий наци!
Карл Иванович был испуган. И мне стало страшно.
– Он хочет забирать телескоп… Я говорил: продан.
Он
