сорок – до провинциального центра Жироны. Несколько сотен жителей и тысячи туристов, что приезжают семьями к ласковому морю. Они везут детей играть с чистым песком, а по ночам прячут их в комнаты, чтобы запах марокканского продукта (плода грустной любви Мари и Хуана) не настиг маленькие носики. А сами отправляются в бар.
Скалистые острова Медес (единственные на безостровной Коста Браве) выглядят, как Мертвая царевна или Спящая красавица, в зависимости от погоды и настроения: на фоне неба вырисовывается чёткий женский профиль, устремлённый вверх. Правда, когда я указала местным на эту схожесть, кто-то спросил, не напробовалась ли я местного «продукта», кто-то не увидел очевидного, а кто-то вмиг стал суеверным: «Зачем ты мне это сказала? Я ж теперь спать не буду. Жутко».
***
– Ола!
– Ола!
– Комо се яма?
– Карина. И ту?
– Микки. Энд зис из Микки ту.2
Я посмотрела удивлённо, как на близнецов. Не помню, как по-английски будет, но он ответил:
– Как нас различать. Я – тот, что симпаничнее, ок?
Обаятельный мужчина, с глазами, слегка занавешенными пеленой нахальности. С длинными волосами, бородой. Большие руки и крепкий, крепкий. Рок-звезда из туманного Альбиона. Я забыла о нём, как только мы добрались до моря, хотя, перейдя через дорогу, оглянулась в его чайный взгляд.
***
Я триста лет не была в ночном клубе. А в испанском – с прошлой жизни. Наверное, мои минуты в таких заведениях кто-то покупал, поэтому я просто ничего не помню, а на самом деле – знатный тусовщик.
Чего они все такие низенькие? Хоть бы были французы, у них язык красивый. Так много латинцев, вот и бачата. Ух, кавалеров-то сколько, глаза разбегаются. Ладно, потанцую с этим. Он что-то быстро говорит.
– Но абло. Ё эстудио эспаньол.
– Байламос?
– Си!3
И тут началось. Я танцевала до этого бачату раза два. В России. Мне казалось, что в городе, где я живу, в Красноярске, на это танцевальное направление записываются только мужчины, которые больше нигде не могут женщину потрогать, но тут… Мадрэ миа4. Руки умелые, каждая мышца его тела излучает ритм, рядом с этим гепардом я ощущаю себя бревном. Его колени обнимают мои, но это не неприятно, потому что чувствуешь: это у него в крови, так надо, всё идет правильно. Закрываешь глаза и понимаешь, что попал в «Грязные танцы 2» случайно, только не ты приехал на Кубу, а Куба сюда.
Все вокруг танцуют, и ты не думаешь ни о чём, и вот ваши бедра уже приросли друг к другу, вы двигаетесь, как одно целое, порождение музыки. Чувствуешь его дыхание на своем плече, опускаешь руку, он кладет свою ладонь на твой живот и показывает волнообразные движения тазом, и это почему-то так естественно для меня, такой недотроги. Через минуту я очнулась:
– Но кьеро. Байламос, онли байламос.5
Я так и не выучила испанский. Точнее, выучила,
Привет! Привет. Как тебя зовут? Карина. И тебя? Микки. И это – тоже Микки.
Не говорю. Я только учу испанский. Танцуем? Да!
Мамочки.
Не хочу. Танцуем, только танцуем.
