я запомню, – сказал я, чтоб только она отстала. Знаю я таких работодателей, которые тебя наутро и не вспомнят. Но продолжения не последовало. Вернее, послышался в ответ какой-то странный хрип. Я глянул в зеркало заднего вида и понял, что это не хрип, а храп – предпринимательница, задрав голову на спинку сиденья, спала с открытым ртом. Что ж, я такое видел уже не раз.
Я оглянулся назад, чтобы проверить, где сигарета, не обнаружил её и облегченно вздохнул. Но тут до меня дошло, что окна-то сзади закрыты, значит, она всё равно здесь – и поспешно притормозил. Выйдя, я выкинул, как раз докурив, свою, открыл заднюю дверь и сунул нос в салон. Вот она, родимая, еще слегка дымит под её ногами, хорошо, что на коврике резиновом, а не на ткани сиденья. Я выковырял окурок и, выбросив, устроился на водительское место.
До Железки дорогу я знал, она тянулась вдоль бесконечных заборов, которые размыкались только на перекрестках или небольших площадях с магазинами. Этот однообразный пейзаж сейчас практически неразличим, так как фонари кое-как освещают только дорожное покрытие, а стоящие за строем деревьев заборы и спящие за ними дома тонут в темноте. От наконец наступившей тишины в салоне я даже почувствовал облегчение. Однако скоро и город уже пойдет. Надо было будить женщину, кто её знает, может, ей в самом начале его выходить, а может, в другом конце, Железка-то длинная, накрутишь лишнего.
– Антонина, – негромко позвал я, стараясь не напугать её.
Ответом было молчание, если молчанием можно назвать однообразное подхрюкивание носом в такт тяжёлому дыханию.
– Антонина! – громко произнёс я, глядя в зеркало заднего вида.
– А? Чо? – встрепенулась женщина. – Мы где это? Ты кто?
– Вам куда надо? Подъезжаем к Железке.
– А-а… Сейчас… – Она осматривалась по сторонам, ещё не придя в себя со сна. – Едем пока. Так. Раз… Два… Три… На четвёртом светофоре поворачивай направо и дуй прямо до конца, я там подскажу.
– Хорошо, – краем глаза я увидел, что она посчитала свою миссию выполненной и снова примостила голову на спинку сиденья, закрыв глаза и раскрыв рот.
На четвёртом светофоре я повернул и понял, что до этого мы летели по ярко освещённому европейскому хайвею. Теперь горящие фонари попадались лишь изредка, как одинокие зубы в старческом рту. В провалах темноты приходилось напрягать глаза, а под колёсами то и дело попадались то хищные ямы, то плавные провалы. Фары моей допотопной «шестёрки» помогали мало. Я полз как улитка, поглядывая изредка на Антонину, голова которой в такт проезжаемым колдобинам раскатывалась по спинке. Вдруг этот раздолбанный участок кончился, и я на радостях поддал газу. И тут же машина подпрыгнула, наскочив на «лежачего полицейского». Что это был именно он, я понял, увидев метров через тридцать в освещённом прогале его брата-близнеца. Антонина заворочалась сзади, чего-то невнятно бормоча. Я воспользовался моментом:
– Нам далеко ещё?
Она
