она, объявив, что «занятиям не быть сегодня!», везла детей к морю, и там, смеясь, сама в играх, когда немарких, участие принимала, а после вела восторженных и голодных «неугомонцев» в малюсенький, с витыми драконами по стенам, ресторанчик, в котором подавали необычную и каждый раз обязательно вкусную еду, куда заглядывали странные, занимательные люди и где заинтересованно вслушивалась она в веселую детскую болтовню и сама с жаром подключалась рассказом о чем-то забавном или, наоборот, гордо СВОЕМ и гордо серьезном – о заводе. И казался тогда завод волшебным царством, где невозможное возможным становится, была бы там Мамочка… А мог шар и на удивление долго не отдавать холод, строптиво оставаясь Матерью – встречающей и провожающей детей взглядом, желающим скорейшего освобождения от них – сброса на руки гувернанток и гувернеров.
И в отношении Мамы к детским проказам тоже было это самое мороженое: могла она, выслушав жалобу прислуги, простить детей, снисходительной, а подчас и озорной, понимающей и даже поощряющей улыбкой, а могла и с легкостью одарить наказанием. Все зависело от степени мягкости серединки ее в тот момент. Так казалось маленькой Тамаре…
Тамара бьется с ящиком до самого появления Мамы – лишь когда двери распахиваются, отпрыгивает она от стола; внутри нее что-то сжимается в ссохшуюся горошину. Мама входит, а точнее вплывает в комнату – она всегда двигается очень плавно, с великим, нерушимым достоинством. За ней семенит горничная. Строго взглянув на Дочь, приближается Мама к столу, опускается на колени и долго, мучительно долго осматривает место «преступления». Тамара от напряжения начинает мелко дрожать. Все что угодно! Двойные, тройные задания по письму, задания на весь день, только не спрашивайте, не спрашивайте меня о том, что в ящике.
Наконец Мама поднимается с колен, вниманием нацеливается на Дочь:
– Почему так грубо, дорогая? Шляпки скошены, да и расстояние меж ними не вымерено. С мусором тоже поаккуратнее надо бы быть – хоть расстелила бы что. Тамара, ну как же так? Неужели не хочется своей работой гордиться?
Тамара тихо, шатким голосом испуганного существа, отвечает:
– Хочется.
– Хочется, – задумчиво повторяет Мама и вкрадчиво ввинчивается в основу поступка Дочери: – Они тебе место ищут, определяют, а ты с ним – навязываемым – не согласна, не так ли?
Тамара поднимает на Маму глаза. Молчит, размышляя. Мама слегка улыбается:
– Тебя в мастерскую тянет?
– Не пускают! – тут же набирает силу отчаянной жалобы голос Тамары. – Не пускают. Я барышня. Девочка.
Мама понимающе кивает, помолчав, предлагает:
– Требуй.
Тамара сжимает кулачки, встряхивает ими:
– Так ВСЕ не пускают! Только и зовут на ерунду смотреть. И я хвалить ее должна. Не пускают, а хвалить я просто обязана! – Здесь она уже и ногой
