остановило Шейна. Раньше от подростка веяло просто-таки картинным одиночеством. Сейчас же это была маленькая сломленная, уставшая фигурка на холодном песке. Вода лизала его и без того мокрые кеды, но он не отодвинулся, не поднял голову. Ему было плевать.
Шейн двинулся к нему. Став рядом, и взглянув на парня сверху вниз, он принялся ждать, когда его присутствие обнаружат. Это произошло довольно быстро. Парень пошевелился, поднял голову и молча стал смотреть на воду. Так они и провели вместе несколько минут, между ними установилось какое-то молчаливое понимание.
Боковым зрением Шейн увидел, как парень встал с песка и посмотрел на него, как будто в ожидании чего-то.
– Я всегда считал, что море – лучший слушатель, – сказал Шейн и повернулся к соседу.
На него смотрела пара больших аквамариновых глаз с черными ресницами. Но не успел Шейн как следует рассмотреть мальчишку, как тот молча кивнул, развернулся и побрел к дому. Он не убегал, шел медленно, опустив голову. При желании его можно было быстро нагнать, но Шейн не стал. На сегодня общения достаточно. Наверное, этот обиженный ребенок воспринимает доброту только маленькими порциями.
***
То, что случилось, можно было назвать всплеском неконтролируемой ярости. Давненько их не было, но злиться намного приятнее, чем биться в истерике. А началось всё с того, что Мира с утра вроде бы почувствовала себя лучше. Нет, голоса всё так же не было, но ушла апатия, первый раз за долгое время пришла мысль, что всё будет хорошо.
Она снова ходила на пляж. Странно, но там как-то особенно хорошо было думать, возникало много идей для предстоящей работы (теперь она верила, что сможет к ней вернуться). Она смотрела на бушующие волны, а в голове рождалась масса сцен, рифм, мотивов. И тогда она уходила в дом и принималась лихорадочно записываться всё, что смогла придумать.
А потом Мистраль захотелось горячего чаю. И она, задумавшись, пролила его на руку. И вскрикнула. Именно вскрикнула. Из горла вышел приглушенный вопль. Мира не сразу поняла, что произошло. Она принялась трясти рукой в воздухе, схватилась за полотенце и начала вытирать лужу на полу, и тут до неё дошло. Её связки смогли издать звук, пусть даже ужасно не музыкальный. Это был момент счастья, Мира еще ни разу в жизни так не прыгала и не кружилась по комнате.
Но попытки повторить звук не увенчались успехом. Она открывала рот, старалась протянуть «аааа», но связки молчали. И вот тогда проснулась злость и обида. Мира швырнула кружку в камин, опрокинула стул, вылетела из дома и на всех парусах понеслась к пляжу. Она ругала море, ругала жизнь, выплескивала всю обиду, которая накопилась за прошедший месяц безрезультатного лечения. Наконец-то в ней проснулись какие-то эмоции, кроме безразличия, иногда сменяющего страхом. Как будто кто-то щелкнул выключателем. И сейчас Мистраль была зла на весь мир.
А потом,
