style="font-size:15px;"> И светло-голубые глаза Стаса темнели, и он вглядывался в Ольгу с тревогой и радостью.
Это был колоритный парень: мощный подбородок, шрам через щеку, на шее золотой медальон. Стас был постарше нас, плавал механиком на танкере.
А потом она приезжала показать своего сына, любовалась им и светилась от счастья.
За окном вагона сквозь черноту медленно пробивается мглистое утро. Моросит теплый мелкий дождь. Все яснее проступает зелень – сочная, блестящая. Мелькают площадки с редкими пассажирами и невысокие деревья, обсыпанные фиолетовыми цветами. Как наконечники гигантских стрел, темнеют кипарисы, прикрывая зябкую наготу, мокнут под дождем эвкалипты.
Теплая влага, тонкий аромат невидимых цветов просачиваются в вагон, будя мечту о дальних тропических странах. И вот, наконец, Батум.
– Игорек! Какими судьбами!? – Степан Иванович искренне рад встрече, и становится легче.
– В командировку, на пару дней, – вру я.
– И хорошо, и чудненько! А Оли нет, на работе. Не женился, нет. Как отец, как ваши?
Степан Иванович спрашивает, не дожидаясь ответа. Он все такой же чистенький, ухоженный, кажется, что время пролетает мимо него. И я говорю ему об этом, и он смеётся, но тут, же начинает жалеть себя, рассказывает о болячках.
– А Ольга как поживает? – спрашиваю я.
– Живет, работает, получает нормально, да и моя пенсия и алименты, правда, когда густо, а когда и пусто. У них там, на флоте свои порядки. Сюда заезжает, вот сына взял на месяц.
– Оля замуж не собирается?
– Нет, говорит, побывала в невестках, хватит. А что ей, деньги есть, а мужики, сам знаешь… Оленька у нас видная. – Он опустил глаза, покрутился, почмыхал: – Ну, что мы стоим, может, в город пойдем? Я, когда Оленька не успеет приготовить, в «Чайный дом» хожу. Там хорошо, море рядом и чай превосходный.
Место, куда он меня привел, действительно было отменным. На набережной, за рядом пальм, стоял красивый голубой дом. Здесь подавали душистый чай и горячие, прямо из печи, хачапури – пышные, румяные и необыкновенно вкусные.
Из окна был виден порт, ветер задувал с моря, сгоняя рыхлые облака к темно-зелёному хребту, подпиравшему город. Кое-где чуть ли не у самых вершин, виднелись крыши домов, кто их там построил и как туда забираться каждый день, для меня было непонятно.
– А что ты хочешь, они по этим горам, как козы. – Степан Иванович разомлел от чая, по лицу пролегли полоски от пота, он сонно глянул в окно.
Я привел его домой, а сам до темноты бродил по городу, где смешался Восток и Запад, где пахло морем и кофе, и еще непонятно чем – диковинным и пряным, манящим в улочки, на тротуарах которых кипела работа и жизнь.
Ольга пришла поздно, бросилась мне на шею. Потом мы сидели на кухне, и пили вино, а я рассказывал байки, валял дурака, и никак не решался сказать правду о приезде – желании видеть её.
Улеглись спать за полночь. Ольга постелила мне на раскладушке. Дед Степан сладко храпел за перегородкой. Светлые блики от проезжающих
