капитан! – выразил свое отношение Александр Иванович, включил систему слежения.
Варфоломей же Дормидонтович и вовсе без слов влип в окуляр телескопа: теперь он был глаз высшей квалификации. Работа пошла. Главный инженер по экранам рентгеновского диапазона обнаруживал перспективные «мерцания», подгонял к ним перекрестие искателя; моторчики привода, завывая на повышенных оборотах, поворачивали белый ствол телескопа с пришпиленным к нему астрофизиком, пока тот не произносил: «Нет, не то. Далеко, неразборчиво. Ищите еще!» Кабину слегка покачивало. Корнев нашаривал в ядре новое ближнее «мерцание».
– Вас не укачало, доцент? – сердито спросил он минут через двадцать.
N = N0 + 332008141
День текущий: 11,5671712 апреля,
или 12 апреля, 13 час 36 мин 43,59 сек
Любарский сказал сдавленным голосом: «Ага, есть. Вроде годится. Веду!»
Александр Иванович запустил видеокамеру.
Эту запись потом просматривали много раз – краткую, на девятьсот кадров, историю о том, как в глубине ядра рождаются, живут и умирают миры. Без телескопа это выглядело малым световым вихриком, рассеченным перекрестием на четыре дольки. Объектив выделил центральную часть его: бурлящий ком, в котором клубились, меняли формы, делаясь все четче и выразительней, светлые струи. Из самых ярких (остальные расплылись в ничто) свились волокна около колышущихся сгустков. В некоторых выделился сияющий овал-центр. Прочие волокна завились вокруг него рукавами. Так образовалось дозвездное тело галактики. И – в какой-то трудноуловимый миг размытое туманное свечение в ядре ее и в серединах рукавов начало свертываться в яркие игольчатые штрихи, разделенные тьмой. Это образовались и набирали накал звезды!
«Миг творения! – упивался зрелищем Любарский; сейчас и без динамиков в его душе звучал орган, какие-то хоры вели мелодии без слов. – Поток и турбуленция, звезды – турбулентные ядра в струях материи-действия. Творенция-турбуленция!.. Как просто. Но нет, не так все просто: эта искрящаяся гармоничная четкость, избыточная первичная живость – ведь в потоках жидкости картины турбуленции слабее, размытее, хаотичнее. Да, первичная избыточность – вот слово. От избытка действия возникают миры!»
Звезды-штрихи высасывают туманное свечение окрест. Теперь весь быстро вращающийся вихрь состоит из них. Ядро галактики набухает голубым вибрирующим светом. Рукава загибаются около него все более полого, касательно – и вот сомкнулись в сверкающий эллипс. Звездные штрихи меняют оттенки и яркость – эти переливы распространяются по эллиптической галактике согласованной дрожью. Видно: она целое, главный образ Вселенной.
Что-то ослабело, спало в пространстве – галактический эллипс опять раскручивается в вихрь. Рукава его расходятся, раскидывают во вращении своем звездные ошметья – в них по краям тела галактики звездные пунктиры накаляются, вспыхивают сверхновыми, а те расплываются в туманные блики. Они сливаются в волокна и струи теряющей
