консерваторы-либералы, но Церковь заключает в свои объятия – всех.
Возле магазина «Корзинка» (это такой шикарный гастроном, типа супермаркет, с разными богачествами внутри) на стоянке – шикарные же авто. К одному из них подошли две дамы (надо ли уточнять шикарность их шуб), дверцы открыли, но медлят садиться, о чём-то увлечённо щебечут, в руках – пакеты, лопающиеся от деликатесов… Возник около какой-то малоформатный корявенький бродячий пёс с сединой вокруг слезящихся глаз; ясно, что содержимое пакетов его сильно привлекает, – но прямо на дам он не смотрит, а деликатно и пристально – в сторону, и вообще вид у него такой: сосредоточенно-деловой, типа я тут по другому делу, напряжённый и внутренне – а вида не подаёт, держит марку – крайне смущённый, – пришло в голову, что такой вид бывает у мужиков, стоящих по какому-то случаю в коридоре женской консультации, как бы в очереди, но как бы и вне.
Рассказали: на вопрос, чего нельзя допускать в поэзии (я часто его задаю поэтам в студии), Александр Аронов отвечал: «Врать и говорить правду».
«посажённые отцы» – батюшки с посаженной печенью.
Когда ты спишь (вернее, цепенеешь между сном и явью), всё, что вокруг тебя – звуки, дуновения – так многозначительно и будоражаще… И так успокаивающе: жизнь жительствует.
Русскость – неуловимая черта; во всём мире её чуют, но не видят, и полагают чем-то вроде таинственной смеси цыганства и еврейства…
Хорошо, которое только там, где нас нет, смысл, который мнится непостижимым, счастье, которое призрачно…
Запертая дверь, в которую стучишься с плачем: «Отворите!…», слабея год за годом, сбивая в кровь кулаки, – дверь посреди открытого всем ветрам, свободного чистого поля.
держи ад в своём уме и не отчаивайся
Ещё словеснаго:
Вчера, служа молебен, долго не мог понять, что меня смущает в словосочетании «преподобные Соловетские», встреченном в записке.
О мастерах и подмастерьях, о пастырях и подпасках я думаю, фб, вот в какой связи: пришло сообщение в жж, рекламно-православного характера, с предположением заинтересовать «моих подпищиков».
Вот думаю, как же я называюсь по отношению к оным…
В телесериалах, сказал кто-то, полно фабулы и никакого сюжета… сериал он и есть сериал, он бесконечен. Всё как в жизни. Чаяние сюжета, катарсиса, завершения, вот-и-сказке-конца – сколь благо, столь и способно свести сознание в точку, в угол; между тем река делает поворот – и течёт дальше.
С Борисом Владимировичем Дубиным мы готовили две передачи на радио – одну про его собственные стихи, вторую – памяти его товарища по СМОГу Сергея Морозова; известие о болезни пришло как раз накануне назначенного для записи дня…
Смерть придала
