к трем часам ночи его трясло так, что едва не скатился с кровати. Только к утру он заснул и летал, оторвавшись от тряской земли. Вот почему он летал – чтоб оторваться от этой земли, которая с каждым настигнувшим днем дрожала под ними все больше, все глубже, бездонней, отзываясь под ребрами нудным, печеночным гулом. Затем дрожь исчезала – столь же нечаянно, как нападала – и заставляла в себя не поверить.
Чтобы не верить в нее, им приходилось смеяться.
В дверь заскреблись.
– Жалко его. Как-то стыдно сегодня… Впусти.
Пес вскочил на кровать и взялся лизать ей затылок. Жена отбивалась, пряча в подушку лицо, и смеялась – ненасытно, взахлеб. Мужчина тянул пса за лапы и рычал ему в ухо.
– Уймитесь, – взмолилась она. – Или я задохнусь.
Солнце уткнулось макушкой в оконную раму и подлило утра в подслеповатую стеклами комнату. Утро было сиреневым, свежим – апрель. Обессилев от шумной возни и навзрыд усмиряя дыхание, супруги валялись на кочках постели. Скинутый на пол, пес блаженно хрипел на ковре.
– Кофе?
– Я или ты?
Выбросил ножницы. Ответила камнем.
Мужчина поплелся на кухню.
Когда он вернулся, смотрела еще в потолок и опоздала с улыбкой.
– Не поздно еще отменить. Если ты передумала…
– Может, ты сам передумал?
Впервые за утро поглядела прямо в глаза.
– Да пошли они в жопу.
– Вприпрыжку, – кивнула она.
Опять посмеялись. На душе у обоих стало светло и расплывчато, словно в окне. И так же свежо – от стоящей на тумбе сирени.
Пока жена выгуливала собаку, он сходил на стоянку и подогнал к подъезду машину.
– И как эту сволочь зовут?
– «Секвойя». Японец.
– Слишком большой для японца.
– По мне – в самый раз. Если подумать, сколько нам задолжали…
Нажимая на разные кнопки и хохоча от восторга, они покатались по улицам, а как надоело, выбрались на проспект.
– Ты ловкач еще тот!
– Чистый фарт: у босса брелок торчал из кармана. Сам в руки просился.
– Надолго уехал твой шеф?
– На целую вечность: два дня.
– Будешь гнать, весь фарт свой профукаешь. Забыл про посты?
Он сбавил скорость. Жена напевала под радио и отстраняла плечом любопытный нос пса, выгребая из бардачка конфетно-аптечный хлам.
– Ого! – вдруг сказала она.
– Ненастоящий, – отозвался мужчина, повертев пистолет на ладони. – Но по виду не отличишь. Пригодится. Спрячь в сумку.
Она почесала стволом у себя за затылком.
– А вот, например, ты мечтал кого-нибудь пристрелить?
Пожал равнодушно плечами:
– Было дело, мечтал банк ограбить. Или
