бежал, улыбаясь, и что-то строчил.
Он споткнулся в пролёте между этажами и увидел рассветный город. Солнце толкнуло Люборучкина Ивана Ивановича. Пошатнувшись, он спиной ударился о стену и почувствовал, как рыжий горячий свет вошёл в его грудь, стал его кровью и, сметая страх, ворвался в сердце.
Глаза слезились. На Люборучкина впервые за последние годы падал рассыпчатый солнечный свет.
Таня
1. Поздняя ночь
– Танюш, воды. – Страшный голос хрипло проник в сон. Таня видела чудовище: чёрная огромная тень надвигалась на неё, но вдруг упала и захрипела: «Воды!», а потом завопила, раскрыв розовую пасть с дрожащим в глотке язычком…
– Тань! Тань! – кричала бабушка. – Вставай!
Дед на жёлтой постели бился в судорогах.
Лохматая, в задравшейся сорочке, Таня стояла испуганная и шептала:
– Скорую? Скорую?
Бабка суетилась, мешая, звала бригаду пить чай, каждого из них знала лично, ибо всю жизнь работала в медицине, только судебной. Она дёргала приехавших за халаты, причитала: «Как же я одна?! Я же одна не смогу! Спасите его-о!», а потом бросалась к фотографиям с чёрными лентами и молила сурового черноволосого мужчину: «Меня забери! Меня!» Бабке налили воды в тёплый стакан, дали таблетку. Таня вжималась в кресло, обнимала свои колени. Плакала.
Деда увезли.
– Помолись, Танюш?
«– Жить будет? – Будет». Таня всё пыталась посмотреть ему в глаза, но видела лишь закатившиеся зрачки. «Умрёт, – думала она. – И я никуда не уеду. Потому что если уеду, то умрёт и бабушка».
«Не уедет, останется», – бабка скрыла улыбку, повернувшись спиной к внучке. Луна светила в её лицо. Располневшая, расползающаяся по швам, в ночной сорочке до пят и узкой косой едва ли не ниже пояса, бабушка стояла в свете луны, глядела на неё и морщилась: «А всё-таки нехорошо…»
«Сейчас улетит», – подумалось Тане.
2. Раннее утро
Принесли молоко, поставили в печку. Раньше бы Таня бегала заглядывать: плёнка появилась? Чуть кисловатая, но такая вкусная! Пальцы продашь – душу оближешь.
Сегодня Тане не хотелось ни молока, ни бабкиной доброй ругани.
– Пошли к деду?
– Пошли, – весело согласилась бабка.
– Ты почему такая счастливая?
– Чего? – спохватилась та. – С чего это?
– Вот и я говорю: с чего это?
– Так… – бабка посмотрела сначала на часы, потом – на стол, после моргнула несколько раз и скользнула взглядом по Тане, – позвонили б… Ну, если б… Если б того…
– Ладно, – Таня вздохнула, – пошли.
На улице свежело: пахло тающим снегом, слякотью и морозом, переходящим в весну. Пели птицы, и Тане страшно хотелось жить. Проснуться в одном из тех городов, что изображают
