в эту каменную громаду и, пронзая головой облака, стоит, блистая на солнце, восьмидесятиметровый золотой Ильич в кепке:
РУССКАЯ МАТРЕШКА
Ну что? Представили все это в масштабе? Впечатляет! Ну, то-то же!! Куда там колоссу Родосскому, а тем более церетелевскому Петру, шплинтом стоящему сейчас за штурвалом, чуть дальше на стрелке, которого, кстати, современные бомбисты и низвергатели основ тоже взорвать хотели – все это такая мелкота! Пигмеи по сравнению с той задумкой. У этого, нашего – один только, указующий, и тоже позолоченный перст, посылающий всех нас куда-то в сторону Замоскворечья, и дальше, прямо в безоблачное светлое будущее, а может и еще куда, – этого тогда никто толком знать не мог, должен был быть длинной около восьми метров! Врубаетесь. Один только его палец, должен был торчать на этой верхотуре – как троллейбус. А внутри того пальца почему-то… – библиотека. Так тогда нам пацанам рассказывали…
И еще рассказывали, что вроде как прямо из головы этой громадины, где, как бы олицетворяя титаническую работу ее мозгов, шевелятся и скрипят под кепкой гигантскими шестернями механизмы многочисленных скоростных лифтов, идет коридор. А по нему вдоль всей протянутой руки, прямо внутри золоченого рукава, по эскалатору, можно де, доехать до этой самой, непонятно для кого сделанной библиотеки и, стоя у торцевого ее окна, прямо под ногтем у вождя, из самого кончика его пальца, заглянуть вместе с ним туда, куда он и указывает – в светлое это, все время, куда-то ускользающее от нас, будущее. Во как! Вот что затевалось то! Даже представить такое жутко.
Грандиозность эта завораживала и заставляла работать наше еще неокрепшее детское воображение. Почему-то запомнилось только об этом его удивительном пальце. О другом его внутреннем содержимом никакой информации тогда не было, и нам мальчишкам, приходилось об этом только догадываться. И чего мы себе не напридумывали об интимном устройстве огромного этого золотого гомункулуса. Сейчас и вспомнить то стыдно обо всех этих скабрезностях, прости Господи!
А когда уже вновь, уже после войны было закончено строительство огромного котлована для фундамента, мы предвкушали, что вот-вот, уже скоро, и мы увидим, как все это будет. И как его привезут, и как будут устанавливать. И этот палец его. Но нет. Не увидели. Почему-то не получилось. Не сложилось как-то. И котлован под фундамент был уже давно вырыт, и стенки его уже были забетонированы, и образовались внутри него огромные круглые озера с грязной водой, в которых мы плавали на самодельных плотах, и кусты уже выросли на песке вокруг…
Но на этом строительство почему-то вдруг забросили, и так это все и стояло в запустении до конца пятидесятых.
А потом, уже при Хрущеве, снова началось. Бесконечный забор вокруг снова поправили, и попасть внутрь уже было нельзя, но на этом все тогда опять застыло. Толи проклятье монашек сказалось,
