одинаково. Его не спутать ни с кем из других членов экипажа. Люди, наверно, не становятся, они рождаются боцманами. А, может, просто материализуются из воздуха, ибо они всегда одного возраста, одного телосложения и на одно лицо. Они даже говорят одинаково. Но, как бы их ни ненавидели или боялись, кто иной, как не боцман, знает каждый дюйм корабля и, главное, что с этим дюймом делать? И кому, как не боцману, известно, как удержать порядок на судне? Этот человек вряд ли был исключением.
Он тоже был англичанином, но, явно, не принадлежал аристократии, как его друг. И, в отличие от своего друга, был куда более грубо сложён. Одет он был в старый поношенный сюртук без рукавов, притом, вряд ли эта вещь была так скроена изначально. Непонятного цвета рубаха с засученными по локоть рукавами, которая, скорее всего, должна была быть зелёной, была расстёгнута, а на шее, больше походившей на ствол дуба, болтался засаленный тонкий тёмно-бордовый шарф. Он сидел напротив своего собеседника, что-то доказывая или споря, при том так жестикулируя огромными волосатыми руками, сплошь покрытыми шрамами, что пару раз едва не опрокинул стоявший перед ним бокал с пивом и тарелку с жаренными свиными рёбрышками.
Я откинулся на спинку скамьи, потягивая эль и пытаясь прислушаться к их разговору. Спор они вели оживлённый, но, к сожалению, не громкий, так что всё, что я мог расслышать сквозь пение и хохот сидевших в противоположной стороне посетителей, было несколько слов, среди которых наиболее часто звучащим было «остров». Я поначалу решил, что речь идёт о каком-то пиратском острове с сокровищами, местоположение которого было им неизвестно, однако, судя по вдохновлённому выражению лица того, кого я счёл собственником корабля, я усомнился в своём предположении. Нет, он не был похож на пирата. Они искали что-то другое. Но, что? Подойти и спросить? Я прекрасно понимал, что они не ответят мне. Найти предлог? Можно было попытаться, но его ещё нужно было придумать. Впрочем, видимо, моей судьбе было угодно улыбнуться мне в этот раз.
Внезапно в поле моего зрения появилось несколько мальчишек. Наверно, в любой харчевне найдётся стайка полубеспризорников, ищущих, что бы стащить, будь это недоеденный кусок хлеба или кошелёк, набитый золотом и случайно оставленный на скамье. В основном, это была детвора местной бедноты, подобно стайке хищных птенцов рыскавшая в поисках поживы. Одного из них звали Сэмми. Его я узнавал по обильному числу веснушек на переносице и щеках. Это был один из пятнадцати детей местного землепашца. Как-то я позволил ему заработать пару монет за помощь по выгрузке улова из лодки. Этот пройдоха едва не утащил вёсла, после чего, сделав жалобные глаза, выклянчил ещё несколько пенни. И всё же вряд ли я мог сказать, что мне было жаль его. Этому мальчишке доставало наглости воровать, делая честные глаза и оправдываться, что это был не он. Увы, без доказательства его никто не мог вразумить. А отцовской розги, видимо, на всех его братьев не хватало.
Теперь
