Доза обалдело замотала головой.
– Ну как вам объяснить? Астральное тело, оно находится внутри тела обычного. И при некоторых болезнях из тела человеческого стремительно вылетает. А физическое тело в это время рушится на землю. Я бы даже сказал, в недоумении рушится! В общем, религиозный обморок у внука вашего случился. В церковь-то он у вас хоть иногда ходит?
– Были один раз…
Баба Доза до боли в глазах нахмурилась и врачу не поверила. Уже на улице смачно плюнула и потом, рассказывая про всё про это трудовику Пшимановичу, добавила: «Доктор-то он доктор, но вообще-то – дурак дураком»…
У самого Тиши воспоминания о долгом обмороке были клочковатыми. Пронеслись низко над водой обрывки сизых голубиных туч. Тучи ушли, но оставили после себя взмах полупрозрачной руки: ласковый, едва заметный, но абсолютно точно направленный к Тишиным сомкнутым векам.
После обморока болели глаза и звон глубоководный стоял в ушах. Но было от этого звона не тяжко, а радостно: словно уходила с долгим обмороком прежняя жизнь – подзатыльники, толчки, дразнилки, зубрёжка! Ну а самым радостным было то, что Пшиманович отпросил его у бабы Дозы на две-три недельки к себе: погостить. В доме у трудовика Тиша только спал. А всё остальное время, получив освобождение от школы на месяц – необычный доктор постарался, – проводил в маленькой, но на удивление точно скопированной со школьной, хибарке-мастерской.
Учтруд не пил, не ругался и трухлёй Тишу, сглупа, не называл. Всё свободное время вытачивал что-то из ольхи или дуба: «Праця и ещё раз праця, Тихон! Праця, то есть труд – есть мой Бог!» – смешно, то ли по-белорусски, то ли по-польски выхвалял он свою работу. Рассказал Пшиманович и о том, что мечтает выточить шахматы из карельской «бирозы» и летом ездил в Петрозаводск: на заготовки. Хочет смастерить и музыкальные инструменты, и вообще думает забрать Тишу к себе, хоть на полгода.
– Ты на саксофоне учишься. Музыку понимаешь. Второй сын у меня будешь. Сын мой, Володька, не такой какой-то. Рохля в очках. Прокурором стать мечтает, всё к матери льнёт, а она живёт от меня отдельно. А ты – как игрушечка выточенный, ты – заводной солдатик с саблей: лёгонький, стройный!..
Бабка Досифея то разрешала Пшимановичу взять Тишу-Авеля на полгода, то не разрешала. А пока он просто жил у трудовика: не зная забот и сладко ёжась, когда Пшиманович говорил про непонятное.
– Я ведь учителем духовного труда стать мечтал. Понимаешь? Духовного! Но пока – только дух дерева понимать и научился. А людской дух – тот постигнуть не могу…
Как-то к трудовику в гости нагрянул дилер-перекупщик Корнеюшка. Пшиманович был на продлёнке, Тиша варил на газу сосиски. Посмеиваясь, Корнеюшка объявил:
– Думаешь, зря тебя баба Доза Авелем назвала? Не такая она дура. Ты хоть и не похож, а скоро им станешь от хвоста до ушей! Потому как ты – фраерок фуфыристый…
– Ух и словечки! Где поднабрался? В школе у нас так не говорят…
– В школу вашу говняную – я больше ни ногой. А про словечки –
