Завтра приходи, подумаю.
– Приду, – выдавил из себя Сергей, и они с бабкой пошли к двери палаты.
– Стой, Серега! Возьми апельсины свои: сестре, Любе, отвезешь, да и бабушку не забудь угостить. Сами фруктов, поди, давно и в руках не держали!
Посетители ушли. Какое-то время в палате была полная тишина. Первым отозвался таджик:
– Не губи парня, Федорыч, – не выговорить ему ни в жизнь – Емельянович. – Он хороший парень, и сестренку растит. А? Федорыч?
– Не трави душу, Алимат, самому тошно.
– Не-е-е, Емельяныч, он же тебе алименты должен платить. Ты ведь работать пока не можешь. А может, и потом не сможешь: кисть правая у тебя отнялась. На пенсию по инвалидности, думаешь, проживешь? – отозвался со своей койки Николай.
– Эх, Николай, правильно в Библии сказано: «…Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие».
– Да ладно тебе, не горячись. А хочешь, Емельяныч, прямо сейчас договорюсь с Катюхой, и она у нас еще раз уборочку в палате сделает? – весело сказал Николай и добавил:
– Настроение-то и поднимется!
Я и отвечать не стал: не до того мне было.
– Ты кем при прошлой власти-то работал, Федор Емельянович? – не мог угомониться Николай.
– В советское время – инженером. Ну, а как та страна исчезла, кем только не приходилось: даже пробовал, как и почти все бывшие, что с высшим образованием, заняться мелким бизнесом. Но не мое это оказалось – ты уж не обижайся, Николай, – жадности в характере не было, а без нее – какой уж там бизнес. Работал, на жизнь семье хватало. Да и что сказать? – Работы я не боялся. Все равно жизнь трудная была… Может, потому, и семья распалась. Но дети-то, двое, они как были, так и остались. Переехал жить к маме и работал дальше. Так ли иначе, а боль и обида притупились, ушли куда-то вглубь, в сердце – жить бы и жить…
– И больше не женился? Так с матерью и жил? – спросил Николай.
– Ну почему же? Была женщина, несколько лет прожили, не расписываясь, в гражданском браке; двое детей у нее осталось от первого мужа – помер он. Да ты видел ее, в прошлую субботу приходила ко мне. Только больше не придет: сказал я ей, чтобы не приходила. Ей детей растить надо, а тут еще я – инвалид: рука-то правая не работает – какой из меня кормилец? Решил, что лучше сразу точку поставить, чем потом себя и ее мучить: она и так на двух работах уборщицей тянет.
– Крутой ты мужик, Федор Емельянович, а… правильный! – задумчиво, как бы про себя, произнес Николай и добавил:
– Оклемаешься – ко мне пойдешь работать. Рука если заработает, то водилой будешь работать, а нет – машины мыть, документацию вести; придумаю, что делать будешь!
– Вот за это спасибо, от работы не откажусь.
– А там, глядишь, жизнь-то, и наладится, Емельяныч, а? – весело сказал Николай.
Всю ночь я не спал, думал, что с этим Сергеем делать. Вспоминал
