не хотел: не мог смириться, что в сорок восемь лет пенсионером стану, считал, что жизнь на этом и закончится.
Как-то, в том же году, в декабре, проходил я мимо маленькой церквушки, мимо которой уж ходил много лет, не замечая ее. Какая-то еще не ясная, но, как я чувствовал, очень важная для меня мысль остановила меня около нее. Снял шапку, вошел в церковь, постоял и стал рассматривать иконы, обходя все внутри. Новое чувство – чувство умиротворения – не покидало меня, однако одна икона особенно привлекла мое внимание. В это время подошла женщина и стала собирать огарки свечей. Она и объяснила:
– Икона великомученика Пантелеймона-целителя. Он у Господа нашего просит о здоровье людей: о твоем здоровье, моем, близких наших. Перед ней можно произносить молитву для исцеления даже самых страшных болезней души и тела.
– А можно ли молиться некрещеным? – спросил я и обернулся к ней, но она уже перешла к другим иконам.
Долго я думал: «Может, креститься мне? Может, поможет? А может, тоска из души уйдет?» Очнулся я только на улице – стою, сняв шапку, и смотрю на купола; мимо народ идет, а я и не замечаю.
Через несколько дней в свой день рождения в этой церкви и крестился; крестной была моя мама.
Ну, крестился и крестился… Да только дня через два-три проснулся от того, что в средний палец на правой руке вдруг как иголку воткнули. И началось: каждую ночь, как засну, что-то начинает происходить в моем теле: или в голове, или в ногах назревает как будто энергия какая-то. Копится, потом начинает по телу двигаться и, как дойдет до плеча, так молнией через всю руку прострельнет и в пальцы вопьется иголками, да так, что я даже зубы стискивал, чтобы не закричать.
С надеждой и удивлением смотрел я каждый раз на пальцы и вскорости заметил, что средний палец чуть-чуть, еле заметно вздрогнул. В церковь частенько стал захаживать, а массаж все-таки не бросил – продолжал делать.
Еще через полгода я уже и здороваться с людьми за руку мог.
После Нового года Сергей стал звонить, не забывал с праздниками поздравлять и все о здоровье справлялся. И каждый раз, вроде шутя, говорил:
– Ты, Федор Емельянович, в отпуске следующим летом в своем поселке в каком месяце будешь? Вот и подброшу тебе Любу на месяц, в каникулы – хоть сам куда съезжу, отдохну. Она хозяйственная, все умеет, а продуктов я подброшу…
Тут мой попутчик Фёдор Емельянович прервал рассказ, вскочил:
– Ох и разговорился я.
Подъезжали к полустанку, на котором ему выходить. Он засуетился, надел рюкзак, взял сумки – уж совсем было собрался бежать к тамбуру, как я его спросил:
– А как сейчас, один живете?
– Зачем один? Вон Серега Любочку на лето, на каникулы привез, – и помахал в окно.
На перроне стоял высокий парень и держал девочку лет двенадцати за руку – оба улыбались и махали в наше окно.
– Так
