перед весьма своеобразным выбором. Я не знал, кто для меня страшнее – донья Соледад или этот проклятый пес. После краткого раздумья я решил, что собака – всего лишь глупое животное.
Я бегом вернулся к машине и взобрался на крышу. Шум разъярил пса, слышно было, как он рвет клыками обшивку. Лежа на крыше, я ухитрился открыть дверцу водителя. У меня была идея – открыть обе дверцы, а затем соскользнуть с крыши в машину через одну из них, когда пес выскочит в другую. Я свесился, чтобы открыть правую, забыв, что она заперта изнутри. В этот момент голова собаки высунулась из открытой дверцы. В дикой панике от одной мысли, что сейчас он выберется и бросится на меня, я соскочил с крыши и опять мгновенно оказался у двери дома.
Донья Соледад, обхватив себя руками, стояла в дверном проеме. Смех, сотрясавший ее, уже походил на конвульсии.
Пес уже снова сидел в машине, все еще исходя пеной от ярости. Очевидно, он был чересчур велик для нее и не мог протиснуться над передним сиденьем. Я подошел к машине и осторожно закрыл левую дверцу, потом стал искать длинную палку, чтобы открыть замок правой. Поиски на площадке перед домом ни к чему не привели. Вокруг не было видно ни куска дерева. Тем временем донья Соледад ушла внутрь дома. Я оценил свое положение. У меня не было другого выбора, как только обратиться к ее помощи. С крайней опаской я переступил порог дома, озираясь по сторонам на случай, если она, подстерегая меня, прячется где-нибудь за дверью.
– Донья Соледад! – крикнул я.
– Какого черта тебе надо? – донесся крик из ее комнаты.
– Пожалуйста, выйди и забери собаку из машины.
– Ты шутишь? – ответила она. – Это не моя собака. Я тебе уже говорила, что она принадлежит моим девочкам.
– А где твои девочки?
– Они в горах.
Она вышла из своей комнаты и остановилась передо мной.
– Хочешь увидеть, что этот проклятый пес со мной сделал? – спросила она сухим тоном. – Смотри!
Она сбросила шаль и показала мне свою обнаженную спину.
Никаких заметных следов от клыков или когтей пса на ее спине не было. Только несколько неглубоких царапин, которые она могла заработать, когда каталась по земле или нападала на меня.
– Там ничего нет, – сказал я.
– Пойди и посмотри на свету, – сказала она и подошла к двери.
Она настаивала, чтобы я искал глубокие раны от собачьих зубов. Я чувствовал себя глупо; вокруг глаз, особенно возле бровей, было какое-то неприятное напряжение.
Пес был на месте и начал лаять, как только я вышел из дома.
Я проклинал себя. Мне некого было винить, кроме себя самого. Я попал в ловушку, как дурак. Сейчас возьму и уйду пешком в город, решил я. Но мой бумажник, все мои документы, все, что у меня было, лежало в портфеле на полу машины как раз под лапами у собаки. Меня охватил приступ отчаяния. Идти в город было бесполезно. Денег, которые были у меня
