найти сидевшего в момент аварии за рулем. Я приехал к вам не только сообщить о найденном автомобиле. Я бы хотел поговорить о вашем начальнике службы безопасности Алексее Когае.
– А чем он вас так заинтересовал?
Максимов вздохнул, глядя в глаза Слепцову, и до того вдруг дошло, что вопрос следователя отнюдь не праздный.
– Да нет… Не может быть… Да мы друзья со школьной скамьи, лет двадцать друг друга знаем, – растерянно заговорил он. – Да Лешка, если бы он был в городе… если бы знал, что случилось с Андреем, весь город бы перевернул, чтобы найти виновного.
– Тем не менее машина, сбившая Подгорнова, принадлежит именно ему. Это уже факт.
– Это какая-то нелепица. Ошибка. А не может быть…
– Что за рулем сидел кто-то другой? Может. Поэтому я и пришел к вам поговорить. Хотелось бы знать, что он за человек.
– Какой он человек? – задумался Владимир. – А, понимаю, чего вы от меня хотите. Нет, Максим Максимович, уж увольте. Алексей мой друг, и ничего плохого я о нем сказать не могу. Да и не хочу.
– Почему плохого? Скоро ваш друг возвращается из отпуска, и я просто хотел узнать кое-что о нем, чтобы было легче построить с ним разговор.
– Это неважно. Говорить об Алексее в его отсутствие, за глаза я не буду.
– В принципе, я что-то подобного от вас и ожидал, – сказал Максимов, вставая. – Не буду более обременять своим присутствием.
Пружинистым шагом он пошел к выходу. У дверей остановился.
– Вы ведь собираетесь встречать вашего начальника службы безопасности в аэропорту? – спросил он, обернувшись.
– Да, конечно, – ответил Слепцов.
– Не утруждайтесь, мы встретим, – сказал Максимов. – Всего хорошего, Владимир Михайлович.
– Всего хорошего, – ответил Слепцов, но следователь уже вышел из кабинета.
Владимир сидел и задумчиво смотрел на закрытую дверь, но не видел ее, как не видел в этот момент и всего, что его окружало. Только состоявшийся разговор заполнил его сознание и не отпускал. Мысли в голове путались. Он никак не мог состыковать в голове тот факт, что автомобиль, убивший Андрея, принадлежит Алексею. Все его естество противилось этому, отвергало.
– Не мог, не мог, Лешка… Он никогда бы не сделал Андрюше ничего плохого, – упорно твердил Слепцов сам себе.
Однако иногда сквозь сплошную пелену отрицания вдруг пробивалась другая мысль, на первый взгляд, дикая, кощунственная – а вдруг это все же Алексей. Но почему? Зачем? Зависть? Деньги? Ревность? Он никогда не страдал ни одним из этих пороков. Или, может быть, просто мы не замечали? Не замечали все эти долгие годы?
На смену одним мыслям приходили другие, а за ними вдруг начали всплывать воспоминания – далекие, детские. Когай пришел к ним в середине второй четверти в третьем
