или же способствуя её пониманию, прояснив в том или ином месте Писания к назиданию ближних какое-нибудь тёмное место, выражение и т. п., чего не смог бы сделать тот, кто не знает языков. Понимая образ речи или обычаи того или иного народа, равно как и особенности мест, времён и иных обстоятельств, описываемых в Библии, он может иногда разрешить недоумение по поводу тех или иных текстов Писания и сделать их ясными для ближнего и т. д. Поэтому никак нельзя безусловно и без разбора совсем отвергать подобного рода человеческую учёность при изъяснении Священного Писания, когда она исходит от таких людей[110]. Наоборот, этим приобретённым знаниям, также как и прочим освящённым природным дарованиям, поставленным на службу Богу, следует воздавать должное, применяя их на благо ближних. Только надо хорошо понимать, что всё сие есть лишь привходящие, побочные средства, которые не абсолютно необходимы, и всю пользу от того, когда верующая душа с помощью научных методов открывает нечто в Священном Писании, надлежит приписывать не им самим, но благодати Божией. При этом нужно иметь великую осторожность и тщательно следить за тем, чтобы не слишком увлекаться научностью, не слишком вдаваться в разнообразие, не слишком долго занимать себя всем этим, но от времени до времени прекращать свои занятия и вновь и вновь с детским, простым и приимательным сердцем представлять себя внутреннему свету Божию, если душа не хочет впасть в величайшую опасность и заблуждение.
18. Наш действующий ум, или активный рассудок, похож на деятельного художника, постоянно занятого тем, чтобы рисовать всевозможные портреты и изображения сообразно тому, что предстанет пред ним и на что он направит своё внимание, будь то духовное или телесное, доброе или злое, полезное или вредное. Если (продолжая наше сравнение) око этого художника, или, по слову Апостола Павла, очи сердца (Еф. 1, 18), то есть наш приимательный разум, в своём воззрении на духовные предметы будет отверст и просвещён Божией благодатью, так что мы познаем в Божием свете истину и узрим её как стоящую пред нашими глазами, то наш художник, не отводя своих очей от сей прекрасной девы, чистой Божией истины, и в течение долгого времени созерцая её в безмолвии, возможно, сумеет создать её портрет, который, будучи показан тем, кто её не знает, побудит их возлюбить и взыскать её. Но если он сам в процессе своего художества не будет время от времени, и довольно часто, прерывать свою работу и вновь устремлять свой взор на оригинал, – то каких только искажений и ошибок он не наделает! И если, благополучно завершив свою работу, наш художник захочет после сего иметь больше дела со своим рисунком и безжизненным образом, чем с живым оригиналом, не удостоит последний ни единым взглядом, но только будет возиться со своей картиной и мудрить над нею, – то не явится ли это величайшим безумием?
Пусть же сие сравнение послужит нам серьёзным предостережением, которое я хочу подтвердить ещё и свидетельством одного знаменитого английского богонаученного мужа[111], говорящего так: «Учащийся в
«Если ты имеешь Духа Господня, то знание иностранных языков будет тебе весьма полезно, ибо чрез сие ты сможешь иногда понять некоторые места Писания несколько легче и скорее. Но Тот же Самый Дух может дать, а часто и даёт, лёгкое уразумение Писания само по себе и без всяких языков… Ибо если ты не имеешь Самого Духа Божия, то все твои языки останутся для тебя мёртвой буквой, и никогда не может быть так, чтобы только при помощи языков ты понял духовный смысл хотя бы одного стиха Библии» (Франсуа Ламберт. «О пророчествах, научении и языках». Трактат II. Гл. 5). [
Франциск Роуз, «Небесная академия». Гл. 7. [
