что мы не целуемся.
– Я давно не ела stroopwafel, – говорю я, пытаясь поддерживать светскую беседу. – Моими любимыми были banketstaaf.
– С миндальной пастой?
– М-м-м.
Кофе фру Янссен крепкий и очень горячий. Он обжигает горло. Когда я ставлю чашку на блюдце, она наполовину пуста. Фру Янссен сразу же снова наполняет ее доверху.
– Хороший кофе, – замечаю я.
– Мне нужна ваша помощь.
Ах, вот оно что.
Теперь понятно, почему меня угощают кофе. Это взятка – а взамен она хочет услугу. Увы, она не понимает, что меня бесполезно умасливать. Я работаю за деньги, а не из любезности.
– Что вам нужно? Еще мяса? Керосин?
– Мне нужно, чтобы вы помогли найти одного человека.
Моя чашка застывает на полпути. Какую-то долю секунды я не могу сообразить, взяла ли я ее или собиралась поставить на место.
– Мне нужно, чтобы вы помогли найти одного человека, – повторяет она, так как я не отвечаю.
– Я не понимаю.
– Для меня это особый человек. – Она смотрит через мое плечо, и я следую за ее взглядом. Он устремлен на портрет семьи, который висит рядом с дверью кладовой.
– Фру Янссен. – Как бы повежливее ответить? Ваш муж умер – вот что я должна бы сказать. Ваш сын умер. Остальные ваши сыновья не вернутся. Я не умею искать призраков. У меня нет таких продовольственных карточек, которые умели бы возвращать мертвого ребенка. – Фру Янссен, я не ищу людей. Я ищу вещи: еду, одежду.
– Мне нужно, чтобы вы нашли…
– Человека. Вы уже говорили. Но если вы хотите найти какого-то человека, следует обратиться в полицию. Вот кто вам нужен.
– Вы. – Она наклоняется через стол. – Мне нужны вы. Я не знаю, кого еще попросить.
Вдали бьют часы на Вестеркерк[5]. Половина двенадцатого. Мне пора.
– Мне надо идти. – Я встаю из-за стола. – Моя мать уже приготовила ланч. Вы бы хотели сейчас заплатить за сосиски или господин Крёк добавит их к вашему счету?
Она тоже поднимается. Но вместо того чтобы проводить гостя до двери, она хватает меня за руку.
– Вы только взгляните, Ханнеке. Пожалуйста! Только взгляните, прежде чем уйти.
Поскольку даже я не настолько очерствела, чтобы вырвать свою руку у пожилой женщины, я послушно следую за ней к кладовой. Здесь я останавливаюсь, чтобы взглянуть на портрет ее сыновей на стене. Все трое сидят в ряд, и у них одинаковые большие уши и длинные шеи. Но фру Янссен не задерживается перед фотографией. Она распахивает дверь кладовой.
– Сюда. – Она жестом приглашает следовать за ней.
Спиритизм. Черт возьми, она еще безумнее, чем я предполагала. Значит, сейчас мы будем сидеть в темноте, среди пикулей в банках, и общаться с ее покойным сыном. Вероятно, здесь она хранит его одежду, переложенную нафталиновыми шариками.
Внутри
Церковь в Амстердаме.
