трубы в два ряда, черные, в следах потеков и в хомутах. Напротив каждой двери плафон с лампочкой. И гулкий сбивчивый звук от наших обувок.
Сержант подходит к двери под номером «4», открывает ее большим ключом и предупредительно пропускает меня вперед.
– Посидите, – уже просит он, делая приглашающий жест развернутой ладонью. – Начальник освободится и подойдет к вам.
Я оказываюсь в комнатке еще меньшей, чем та, в которой мы с Фимой квартируем. Железный стол, два прикрученных к полу табурета, узкая двухъярусная деревянная шконка и ведро в углу.
Удивляют стены. Их, должно быть, штукатурили. Но раствор не затирали, не выравнивали, а дали просохнуть так, как набросалось. Я крутанулся на одной ноге, пробегая глазами по всему периметру стены.
– Чтобы надписей не делали, – доходит до меня. – Рационально.
Сажусь на табурет.
Сколько ждать придется? В любом случае папироска ожидание сократит.
– Небогатая обстановка, – оцениваю я.
Что в этих стенах такого особенного? Будят какие-то воспоминания, а вот какие – не пойму. До боли в зрачках вглядываюсь в их неповторимую шероховатость, морщу кожу на переносице и вдруг увидел! явственно увидел полуподвальчик пивной. А в голове навязчиво так маячит отложенная кружка пива с шапкой белоснежной пены и дымящаяся тарелка пельменей со сметаной, дразняще отставленная подальше от меня. Видит око, да зуб неймет.
И тут я ощутил голод. Настоящий, сосущий, поглощающий все внимание и вызывающий мелкую дрожь в коленях.
– Это сколько же я не ел по-нормальному?
Пытаюсь вспомнить, путаюсь в днях недели и числах, но только рваные куски застолий лезут в память. Переходя из одной забегаловки в другую, мы пьем, орем, поем и опять пьем. За что?
А за все подряд.
Повод?
О! Тут не оторви и не выбрось. Повод замечательный! Для меня.
Его величество Гонорар!
Сладкое воспоминание, сладкий дым папиросы.
Я прогоняю по памяти, как могу, дни и недели декабря. Целой картины не получается – куски да обрывки. Кажется, я все эти четыре недели жил в чужом рваном ритме. Я – не я и рожа не моя.
– Вот, собака! – ругаю себя нехорошими словами. – Я же Фиме обещал воротник на пальто новый справить. Деньги-то хоть остались?
Обшарил карманы, выгреб свое состояние на стол, разобрал, разложил. Так, мелочь, пару раз в подвальчике с дружками посидеть.
Хоть что-то полезное с гонорара получилось, кроме этой бесконечной попойки? А?
Силюсь вспоминать, морщу лоб.
– Я ж ей… я ж, вроде, отдавал что-то…
В комнатке, как в забегаловке, сизо от дыма папирос. Это я курю одну за другой, пытаясь сбить гнетущее чувство голода.
Вновь подступила жажда.
– Эй! – повернулся вполоборота на табурете
