то место насчет проживания во грехе, – сказал преподобный.
– Преподобный Хикс, вы сказали или не сказали «Объявляю вас мужем и женой»?
– Ах да. – Преподобный нахмурил лоб и фыркнул. – Это легко поправимо. Отныне объявляю вас мужем и женой. Идите и еще больше грешите.
– И больше не грешите! – поправил Том.
– Ну да, – сказал преподобный мистер Хикс и смешался с толпой.
– Это мне понравилось. – Лиза счастливо чихнула. – «Идите и еще больше грешите». Надеюсь, ты скоро вернешься. Я послала кое-кого дать допинга лисице, чтобы вы вернулись пораньше. Ты в самом деле собираешься взгромоздиться на эту дурацкую лошадь, после того как столько вылакал?
– Всего шесть стаканов, – сказал Том.
– Черт, – сказала Лиза. – А мне показалось, восемь. Ты действительно сможешь пьяный сесть в седло?
– Я в боевой форме. И кстати, никогда не слыхивал, чтобы ты чертыхалась. Почему именно сегодня?
– Преподобный Хикс в своей проповеди сказал, что грядет конец света. Тебе помочь взобраться на эту странную лошадь?
– Нет, моя дорогая, – сказал Том и рассмеялся, потому что окружающие прислушивались к их разговору.
С превеликим достоинством он прошествовал к своей лошади, уселся в седло и процедил сквозь зубы:
– Стремянный кубок!
– О да.
Лиза обернулась, чтобы найти Рики с серебряным кубком вина.
– Внимание! – объявила Рики. – Невеста поднесет жениху стремянный кубок.
Лиза так стремительно вознесла кубок, что забрызгала вином бриджи Тома. Он взглянул вниз, его лицо постепенно принимало алый оттенок, под стать цвету костюма. Он схватил кубок и осушил его. Гости зааплодировали и, нетвердо держась на ногах, повскакивали в седла. Джон бросил мне костыли и ухватился за свою лошадь, которая шарахнулась от него.
– Джон, ты не едешь на охоту! – закричала Рики.
– А вот и еду. Когда я сяду в седло, подай мне костыли!
– На кой они тебе? – спросил я.
– На тот случай, если я свалюсь, малыш.
И Джон громогласно расхохотался, а лошадь, страдавшая клоунобоязнью, встала на дыбы.
– Джон, ради всего святого! – взмолилась Рики.
Джон опять припал на одну ногу. От скачек навстречу смерти его спасла судорога, настигшая его, как удар в спину. Он упал и скорчился от боли. Мы все собрались поглазеть на него. Увидев наши лица, Джон сказал назидательно:
– Вот так было и в Париже. Плохо, да? Очень плохо?
– Егерь! – крикнул Том.
Егерь подул в рожок.
Далеко на холмах, мне показалось, я приметил лисицу, уставшую, но ожидающую.
– До свидания, моя дорогая, – сказал Том.
Лиза чихнула и помахала влажным платочком.
Лошади понеслись вскачь, и псы, поверив им, бросились за ними.
– Малыш, – сказал Джон, распростертый на
