вынужден я был (правда, не без коварного лукавства) прибегнуть к его (Пушкина) повсеместно узаконенному авторитету. Собственно, к его одной, но значительной интонации: «экий пустячок я накатал». Небезынтересно ведь? Даже больше – поучительно. И даже еще больше – сдается мне, что именно эта интонация (экий… я накатал) является наиболее значащим определением позы поэта в отличие от временно или по каким другим техническим причинам одевающихся в легкомысленное платьице поэзии пророков, учителей нравственности, гражданственности и духовности, спасителей языка, отечества и веры. Поэт (вспомним!) – Божья птаха. Ее дело петь, т.е. болтать. И если уж угодно будет Богу пророчествовать через поэта, то уж как-нибудь само спророчествуется.
1v| o3109 Заря румяная встает
По-над румяною страною
Румяный рад ей весь народ
С румяным тоже и со мною
Да что я! – где уж я румян
Да и народ уж где румяный
Страна, коль наложить румяна —
Румяна. А заря – румяна
Сама
1v| o3110 И литератор должен есть
И пить и всякое такое
Но что же в нем такое есть
Что не дает ему покоя
Вот он за столиком сидит
Пьет пиво, кушает креветки
Но что такое в нем сидит
Неутолимое вовеки
Оно приходит с высоты
И молвит голосом природы:
Среди голодного народа
И сытый равноправен ты.
1v| o3111 Вот страшный макрокосм – в него летают люди
Вот страшный микрокосм – в него летит поэт
Я тоже космонавт, когда на гермошлеме
Моем слова горят: СССР
Но вот вхожу я в слой где и слова сгорают
Где и сгорает самый гермошлем
Брат космонавт! Что, подскажи, мне делать!
Иль в должности твоей такого просто нет
1v| o3112 Леса населены зверьем
А города – своим народом
Но женщина и там и там
Взывает голосом природы
И чтобы лозунгом взлететь
Чтоб мыслить государство в силе
Природу мало одолеть —
В ней надо женщину осилить
1v| o3113 Вот племя пушкинских невест
Тяжелым истекая соком
И
