чёрными, торчащими во все стороны волосами, оттенявшими ввалившиеся щёки.
Рафаэль обернулся:
– Что с тобою, Эусебио? Болен?
– Устал. Целое утро бьюсь до одури и не могу поймать этот нежный тон, не нахожу красок, точно картина заколдована.
Рафаэль оторвался от работы, несколько минут внимательно вглядывался в оригинал и копию Эусебио, потом взял палитру и кисть и начал исправлять копию товарища.
– Посмотри, пожалуйста, – сказал он, – как ты думаешь? Мне кажется, этот тон верен.
Эусебио вспыхнул от радости.
– О Рафаэль! – пробормотал он. – Как легко тебе даётся то, чего напрасно ищут другие!
С этих пор он на всю жизнь остался другом и поклонником Рафаэля. Он видел в нём гения, равного которому ещё не было в Италии. И Рафаэль со своей стороны платил ему глубокой привязанностью.
…Восторг Эусебио перешёл всякие границы, когда Рафаэль создал свою прелестную «Мадонну Конестабиле»[8].
На этой картине Мадонна с младенцем на руках читает книгу. В отдалении видна цепь гор, напоминающих окрестности Перуджи, – пустынные холмы с редкими деревьями, озеро, по которому плывёт одинокая лодочка, на берегу – две фигуры.
Солнечный луч застал Рафаэля за работой – он кончал картину.
– А ты уже работаешь! Прилежный, как всегда.
Рафаэль вздрогнул и обернулся, приставив к мольберту муштабель:
– Это вы, маэстро? – Лёгкая краска смущения покрыла щёки Рафаэля. – Я уже почти кончил, учитель, и ждал вас. Мне бы хотелось знать, что вы думаете о моей картине…
Перуджино потянулся, ещё не совсем очнувшись от сна:
– Картина… гм… картина… Я уезжал на несколько дней и, вернувшись к ночи, не успел вчера взглянуть… но раньше я видел…
Он замолчал. Молодой художник ждал слов мастера, как ждал их и неслышно подошедший Эусебио.
– Ну… ну что ты так уставился и молчишь, Эусебио? Что ты думаешь?
– Я… – заикаясь, протянул Эусебио.
– Молчи. Я знаю, что ты ничего не скажешь, ты только заохаешь от изумления. А я спрошу: как ты, Рафаэлло, перенёс на полотно это живое и прекрасное дитя, прекраснее которого не создавала природа?.. Ну вот и весь сказ. Правдой дышит твоя работа, и ребёнок, и мать. Узнаю и пейзаж. Как он кстати здесь, наш умбрийский пейзаж! Впрочем, я толкую, точно до сих пор не был знаком с твоей манерой. Но, когда ты пришёл к концу, яснее можно судить, вот и всё. Тебя ждёт широкая дорога, Рафаэлло, и я рад, что одним мастером, одним прекрасным художником стало больше в Италии.
Он обнял ученика. Ясная улыбка осветила его некрасивое широкое лицо. Он добавил:
– Здесь ты самостоятелен… Эусебио, смотри внимательно, любуйся картиной своего друга!
Перуджино опустился в кресло (так, сидя, он часто вёл беседы с учениками во время занятий), задумался и, тряхнув головой, заговорил серьёзно, почти
«Мадонна Конестабиле» находится теперь в Санкт-Петербурге, в Государственном Эрмитаже.
